---

Дата публикации: 09.06.2014

На встречи с ним в книжные магазины всегда приходит много народу. Потому что оратор он яркий и заразительный. И потому что его читатели и почитатели в ответ на свой вопрос всегда получают маленькое, но законченное историко-литературное произведение.

– Ответы на вопросы – это импровизация, – говорит писатель. – Но главное, чтобы из ответа человек узнал больше, чем спрашивал.

– Вам, Михаил Иосифович, видимо, нравится образовывать людей?

– Некоторое время назад я участвовал в пленарном заседании Московского экономического форума, который проходил в МГУ. С воодушевлением принял это предложение, поскольку привлекла тема заседания: «Как сделать Россию страной, где радостно жить, работать, творить». Очень уместная дискуссия для экономического форума, ведь человек – не только условие развития экономики, но и высшее её предназначение. А вот с чего начинать, чтобы было радостно жить, работать и творить, – это большой вопрос. По некоторым исследованиям, индекс счастья выше в странах, которые обеспечивают хорошие социальные гарантии. Швеция занимает одну из верхних строчек в рейтинге счастья, но в то же время – и в рейтинге самоубийств. Получается, главное для человека – не материальный уровень. Для счастья нужно ещё знать, в чём смысл жизни. Человек хочет причастности к благородному, большому делу, которое нужнее, выше, значительнее его самого. Если государство не даёт человеку смысла жизни, не даёт чувства причастности к благим делам, то человек не ощущает государство справедливым.

– Мне кажется, большинство людей, говоря о справедливом устройстве государства, все же имеют в виду некие правила при распределении благ, наград и доходов. Говоря прямо, их возмущает, почему одним всё, а другим ничего.

– То, что внутри страны несправедливое перераспределение доходов, когда одни удивительно быстро делаются миллиардерами, а другие получают зарплату меньше прожиточного минимума, это, разумеется, несправедливо, тут даже обсуждать нечего. Как сказано в старой гайдаевской комедии: «Жить – хорошо, а хорошо жить – ещё лучше». Как обустроить дело так, чтобы не только олигархам было хорошо жить, но и всему народу?

В истории есть такие примеры, хотя бы из проклятого американского мира. Когда Рузвельта избрали на первый срок, в США была Великая депрессия. Это десятки миллионов безработных, люди сбрасывались с крыш небоскрёбов, нечем было кормить семьи. И вот Рузвельт, человек жёсткий, умеющий преодолевать сопротивление своего правительства и своих олигархов, добился, чтобы подоходный налог был не просто прогрессивным, и уже тем более не плоским, как у нас, когда нянечки в детсаду отдают тринадцать процентов и олигархи – тринадцать. У Рузвельта олигархи платили 90% со своих доходов! И продолжалось это вплоть до избрания Кеннеди, то есть почти тридцать дет. Потому что, сказал Рузвельт, страну нужно вытаскивать из ямы. И потому что вы, олигархи, заработали свои деньги только благодаря тому, что существует эта страна и в ней работают люди, которым сейчас нечего жрать. Так что, ребята, делиться мы будем по-другому. Миллионеры люто ненавидели Рузвельта. Но, когда экономика стала подниматься и доходы олигархов тоже пошли вверх, они смирились.

Мне представляется, что, если бы и у нас ввели для олигархов подоходный налог больший, чем сейчас, даже в 90%, это было бы абсолютно справедливо. Но этот вопрос уже перешёл в разряд вечных.

– Ещё один вечный вопрос: борьба с коррупцией. В стране периодически расследуются громкие дела в отношении высокопоставленных лиц. Однако их имущество при этом не конфискуется. Но ведь это логичный финал антикоррупционных дел во всём мире!

– Я, честно говоря, не помню, когда из Уголовного кодекса была изъята статья о конфискации. Но все правоведы говорят, что её надо вернуть, потому что, если оказывается, что всё украдено, всё и надо положить назад, вне всякого сомнения. А пока закона о конфискации нет, то действует другой закон: украденное остаётся в пожизненной собственности членов семьи вора, даже если преступление полностью раскрыто. То есть вор всё украл. Но если это украденное переведено на его родню, то, значит, оно не конфискуется. А чего бы ему не перевести, он же не дурак, так что, конечно, переведёт. Если помните, Остап Бендер послал Корейке брошюрку, как делаются миллионы, там первая строчка была отчёркнута красным карандашом, от которой Корейко позеленел от ужаса: «Все крупные современные состояния нажиты нечестным путём». И сейчас все крупные состояния нажиты с нарушением закона. С другой стороны, и законы составлены так, что не нарушить хоть какой-нибудь из них просто невозможно.

– Вы как-то сказали, что русские – хорошие солдаты, великолепные учёные и творцы, но плохие чиновники. Этот изъян можно исправить?

– Жутко не хотелось бы думать, что это непоправимо, но как это исправить, я не знаю. Однажды я был зван в передачу к Михаилу Швыдкому «Культурная революция», где был спор на тему, что всё зло в России от чиновников. Я придерживался той точки зрения, что не всё зло от чиновников, потому что чиновники – это мы. Это мы, когда нас сажают на чиновничьи должности.

Еще Пётр Первый бился головой о стенку: воруют, мерзавцы. Он людей, конечно, гнобил, но сам не воровал и пытался не давать воровать другим. А воровали в его окружении все, начиная с Алексашки, которому регулярно от Петра за это доставалось, но который был настолько полезный и умный работник, что казнить его с конфискацией у Петра рука не поднималась. К тому же он его, подлеца, по-человечески сильно любил. Известен их диалог, когда Пётр спрашивает: как ты, мол, думаешь, если издать указ вешать всех на верёвке, кто украл что-нибудь дороже этой верёвки? Исторический ответ Алексашки: «Мин херц, останешься без единого подданного». И вот уже наше время. Есть хороший человек – работящий, талантливый. Ему дают подняться наверх. Через два года его можно отправлять на Колыму с конфискацией. А если ты, энергичный и талантливый, хочешь делать что-то для людей, то в чиновниках долго не задержишься. Но, повторяю, чиновники – это мы сами, ни одного чиновника к нам с Марса не завезли. При этом, когда люди из России приезжают за границу, они отлично вписываются в систему. Но эта система создана не ими. А вот когда сюда приезжает немец, то он или не может сжиться с нашими порядками, о чём писал ещё классик Лесков, или становится как все.

– Зато наши люди культуры что за границей, в эмиграции, что в родной стране по одной схеме себя ведут – постоянно делятся на лагеря. От «Пастернака не читал, но скажу» до митингов. Почему среди творческой интеллигенции нет мира?

– Творческая интеллигенция в своей массе очень эмоциональная, с непостоянным настроением. Это свойство психики присуще художественным натурам. С другой стороны, есть намеренное втягивание интеллигенции в разные политические процессы, сейчас – по Крыму и Украине. И это негуманно.

У большинства людей любовь к Родине ассоциируется с позитивным отношением ко всему, что связано с Родиной. То есть всё у нас хорошо и даже замечательно. С одной стороны, это правильно. Но, с другой стороны, есть люди, которые видят, что принимаются непродуманные законы, что расслоение в стране немыслимое, что пенсии маленькие, что рост тарифов ЖКХ, что к окулисту можно попасть по талону и только через неделю... И вот они, поскольку тоже любят свою страну, хотят, чтобы этих недостатков не было. Так почему же они не патриоты? Я считаю вхождение Крыма в состав России, скорее, положительным фактом, он, конечно, русский и был таковым, перестав быть Крымским ханством. А теперь того, кто думает иначе, мне надо считать своим личным, идейным и классовым врагом? Да с какой же стати!

– У вас только что вышла новая книга «Любовь и страсть», персонажами которой стали герои минувших эпох – Антоний и Клеопатра, Квазимодо и Эсмеральда, Болконский и Наташа Ростова... Зачем вы взялись за пересказ этих историй, считаете, что в нашем обществе не хватает любви?

– Каждому времени должна соответствовать своя книга. Я стал испытывать большие сомнения, что любовь у нас куда-то не туда идёт, когда появилась передача «Про это», её вела, если помните, Елена Ханга. Она задавала вопросы, от которых домохозяйки падали в обморок. Потом была передача «Секс с Анфисой Чеховой», которая заканчивалась примерно так: «А теперь давайте скорей займёмся сексом, но только не забывайте, что он должен быть защищённым». Одновременно в школах просвещение по этой части дошло до того, что если раньше шестиклассник на первое свидание к девочке нёс цветок, то теперь ему рекомендовали запастись средством индивидуальной защиты. Всё это снизило романтику момента. А вот раньше была любовь так любовь. И я подумал, что надо нам снова к высшим, а не к низшим интересам стремиться. Помните, была знаменитая фраза из телемоста, его вели Владимир Познер и Фил Донахью: «У нас в СССР секса нет»? Фразу обрезали, выплеснув вместе с водой ребёнка, на самом деле она звучала так: «У нас секса нет, у нас есть любовь». Вот и я про это же.

– Истории в книге великие, только название, уж извините, у неё бульварное.

– У Бориса Лавренёва есть повесть «Ветер», там балтийские братишки, отправляясь на фронт, думают, как назвать свой отряд. А поскольку у всех образование по четыре класса, то рождается вот это – «Летучий смертельный матросский международный отряд пролетарского гнева». Когда их более образованный комиссар начинает над этим названием хохотать, то братишки хотят его приколоть штыком, потому что он, гадина, смеётся над их святыми порывами. Ваша правда, в заголовке «Любовь и страсть» есть что-то от выколотого сердца, пронзённого кинжалом. Он китчево-лубочно-трэшевый, признаю. Скажу честно: я сам не в восторге от этого заголовка. Но не придумал ничего лучше. Ну бывает.

– Вам случалось плакать из-за любви?

– Влечение мужчины и женщины несёт такое количество проблем, которое не мог предвидеть даже Господь Бог, поселив в саду Адама и Еву. И я ещё не встречал человека, который не плакал никогда в своей жизни. Я имею в виду взрослые уже слёзы. Думаю, таких нет, железных не бывает. Есть люди, которые этого никогда не показывают.

– Судя по ответу, предпочитаете не говорить о личном?

– Не одобряю страсть публичных людей выставлять напоказ свою жизнь. Тем более что живу я, как и миллионы других москвичей, – по городу передвигаюсь либо пешком, либо на такси, своей машины у меня нет, прислуги – тоже. В магазин ходит жена, иногда я. И мне нравится такая жизнь, потому что, когда человек пересаживается в дорогой автомобиль с водителем, переезжает в элитный посёлок, огороженный забором, и нанимает прислугу, то очень скоро он уже не знает, в какой стране живёт.

Источник публикации: Гудок