Делягин Михаил
Проблема нашей экономики заключается в том, что воровство непроизводительно
Проблема нашей экономики заключается в том, что воровство непроизводительно

Здравствуйте, уважаемые коллеги! Когда-то очень давно я учился не в этих, но в соседних стенах. Мне объяснили, что в деятельности должен быть какой-нибудь смысл. Я понимаю, что сейчас это революционный подход, о котором все забыли. Я сегодня разговаривал с людьми и слышал многие выступления. Господа, если кто-то выдвигает какую-то идею, неплохо было бы подумать, кому он ее выдвигает, зачем, кто это будет делать, если будет, и почему, потому что если я сейчас предложу изменить закон всемирного тяготения или, например, провести реприватизацию, то неплохо было бы знать, кто это будет делать, зачем и почему.

Я позволю себе выступить в роли такого адвоката дьявола. У нас сегодня замечательная тема. Я пройдусь по всем словам, которые тут написаны. Новый курс. А с какой стати нужен новый курс, когда всем прекрасно? Четверть века назад сложилась модель по распилу Советского Союза, по разграблению советского наследства, по выводу в фешенебельные страны и там легализации. Это не нравится примерно ста с лишним миллионам человек, они от этого умирают, но те, кто управляют процессом, чувствуют себя прекрасно, все довольны, все получается, несмотря на то что пилить, в общем, уже почти нечего и с легализацией в фешенебельных странах тоже начинаются проблемы, в целом все очень неплохо. Зачем нужен и кому новый курс?

Если брать мир, то, действительно, в мире начинают происходить революции. Глобальный бизнес, который с начала либеральной революции в конце 1970-х годов полностью контролировал все развитие, он начинает наталкиваться на сопротивление отдельных стран, территорий и народов, которые вдруг хотят сами хотя бы поучаствовать в распределении своих ресурсов, но это сопротивление пока носит абсолютно жалкий характер, потому что говорить всерьез о том, что венгры, греки или кто-то еще могут что-то серьезное сделать, это не очень серьезно. Единственное исключение – это Китай, но это просто отдельный случай, вынесенный из всей остальной цивилизации.

Мне очень нравится слово «свобода», я его тоже очень люблю. Оно прекрасно, но, вообще-то говоря, свобода – это избыток инфраструктуры. В ситуации, когда миром правит глобальный бизнес, который экономит на инфраструктуре, потому что для него это чистые издержки, ветшают даже Соединенные Штаты Америки, я уж не говорю про другие замечательные страны. С другой стороны, свобода – это благосостояние.

Забавно, что в двадцатые и тридцатые годы все американские президенты говорили, что бедный человек не может быть свободным, но для глобального бизнеса благосостояние людей – это ненужные издержки, это бесхозяйственность, и на вырезании среднего класса, которое имеет под собой технологическую причину, а не только политическую, в общем-то, мы видим реализацию этого интереса глобального бизнеса.

Справедливость. Это вообще нет ничего более актуального, потому что сейчас в развитых странах столкнулись с проблемой свободного времени, которое угробило Советский Союз. Когда выясняется, что для производства потребляемого объема материальных и культурных благ нужно в разы меньше людей, чем раньше, возникает вопрос: как утилизировать остальных? Отсюда туризм, с одной стороны, отсюда безумная индустрия развлечений, отсюда вырезание среднего класса, разумеется, пока социальное.

Когда есть люди, участвующие в производстве потребительской стоимости, их 20%, а все остальные являются лишними. Проблемой развития является то, как поместить их в зоопарк, чтобы они были при этом довольны и не особо из-за этого ломали прутья решетки, то справедливость это как раз самое актуальное. Только не очень понятно, какое это имеет отношение к реальной сегодняшней проблематике, потому что то, что я рассказываю, это не заговор, а это некоторый результат развития технологического процесса.

Солидарность – вообще прекрасно. Глобальный бизнес, у которого нет ни акционеров на самом деле (они есть, но формально у них прав нет), ни налогоплательщиков, ни избирателей. Солидарность – это то слово, которое он просто не понимает. Я еще помню, у нас даже был лозунг: «Солидарность пионеров с пионерами трудящихся всех стран». Прекрасно, но когда вопрос идет, причем в масштабах стран и народов: «Умри ты сегодня, а я завтра» или «Давайте сегодня мы заварим кровавую кашу в Ираке, чтобы развитые страны и прилипшие к ним могли некоторое время просуществовать еще стабильно, продлить существование», то, вообще-то говоря, солидарность превращается в пустой звук. Это выдающаяся моральная ценность, но, к сожалению, к сегодняшней повседневной политике они имеет весьма небольшое отношение.

Наконец, развитие. Это, конечно, замечательно. Мы пользуемся огромным количеством гаджетов. Мы можем проводить огромные пресс-конференции с участием людей из разных континентов при помощи одного своего телефона и все остальное, но, вообще-то говоря, социальное развитие заканчивается. Я думаю, любой из нас может походить здесь по коридорам и поудивляться количеству альтернативно одаренных людей, которые здесь бродят. Это проблема не только российской науки, а это проблема мировой науки, потому что развитие выделено из науки: официальная наука к развитию больше отношения не имеет, а развитием занимаются корпорации в своих собственных целях.

Главная проблема, которая сегодня стоит перед нами, заключается в том, что знание не может быть тайным. Если знание не всеобщее, оно умирает. С одной стороны, мы имеем выдающиеся технологические достижения, а с другой стороны, мы имеем ситуацию, когда в 1989 году, вернее, с завершением холодной войны практически прекратилось открытие новых технологических принципов. То, что мы имеем сейчас, – это коммерциализация того, что было придумано и открыто во время холодной войны.

Мы уже на самом деле начинаем проваливаться в средневековье, и это средневековье будет не очень долго компьютерным. Формулировка «Новый курс: Свобода. Справедливость. Солидарность. Развитие» – это некоторый вызов той глобальной тенденции, которую мы сегодня видим, но для того, чтобы этот вызов был удачным, нужно хотя бы примерно понимать: а) кто его бросает; б) какие у этих людей есть ресурсы, кроме чувства моральной правоты, потому что у индейцев Америки тоже было чувство моральной правоты, и это им не помогло, как и у евреев в Германии 80 лет назад тоже было чувство моральной правоты, это им тоже не помогло. Для того чтобы бросать вызов, нужно хотя бы посмотреть, ломается ли эта объективная тенденция или нет.

Распечатать статью


ПОДЕЛИТЬСЯ: