Не получилось — уходи!

Дата публикации: 05.03.2015

Чтобы российская экономика смогла перейти от состояния стагнации к уверенному росту и качественному развитию, необходимы кардинальные системные изменения в экономической политике. В первую очередь нужна ответственная правительственная команда профессионалов-практиков, свободных от либеральных догм и идеологических стереотипов.

Какими первоочередными мерами можно обеспечить выход отечественной экономики из стагнации и почему прежде проблема подъёма российской экономики не ставилась столь остро? Что необходимо предпринять, чтобы эти меры не стали очередной декларацией и лишь предметом оживлённой, но бесплодной дискуссии в средствах массовой информации?

Попытаемся ответить на эти вопросы, учитывая, с одной стороны, опыт подготовки и реализации мер, позволявших на протяжении последних 20–25 лет решать подобные задачи, с другой — комментируя неудачные решения, усугублявшие проблемы российской экономики (а именно такие решения и доминировали, к сожалению, в течение всего этого периода).

Примем за аксиому, что для преодоления стагнации в экономике необходимо активизировать и значительно расширить предпринимательскую деятельность в сфере промышленного производства (малого, среднего, крупного), и в первую очередь его перерабатывающего сектора. А это значит, что следует обеспечить привлекательность такой деятельности для бизнес-сообщества, дать ему гарантии правовой защищённости и обеспеченности ресурсами развития. Именно последний аспект и будет темой данной статьи.

Относительно привлекательности для бизнес-сообщества промышленной деятельности и защищённости таковой заметим лишь, что более двадцати лет основным объектом защиты «либеральных» экономистов был малый и средний бизнес. Даже поверхностный анализ новейшей экономической истории приводит к выводу, что вопреки внешнему благополучию права собственников крупного бизнеса в России в достаточной мере не защищены, в том числе законом об акционерных обществах. Крупных промышленников в гораздо большей степени охраняют их неформальные связи с представителями власти, чем закон. Но это и есть не что иное, как предпосылки коррупции. Далее запускаются механизмы лоббирования («курирования») конкретного бизнеса, чем и обеспечиваются как его безопасность, так и возможности для его развития. Как только такие связи ослабевают, собственники крупного бизнеса становятся уязвимы. Поэтому очевидна необходимость усилить правовую защищённость крупного бизнеса, выступающего во всём мире локомотивом развития среднего и малого предпринимательства.

Развитие, а тем более ускоренное развитие, невозможно без достаточных ресурсов. Разумеется, их источником может служить мобилизация усилий самих предприятий и организаций, направленных на снижение затрат и повышение производительности труда. Но, стимулируя и активизируя эти процессы, государство своими, доступными только ему мерами должно поддержать усилия хозяйствующих субъектов, если оно на деле заинтересовано в ускоренной модернизации промышленной деятельности, и в первую очередь её перерабатывающего сектора.

Финансовые ресурсы для промышленного предпринимательства

В потоках экономической информации нетрудно найти множество фактов, свидетельствующих о том, что создание весомых предпосылок для проявления и развития предпринимательской инициативы в сфере промышленного производства является одним из важных приоритетов руководства стран с развитой рыночной экономикой. При этом в первую очередь экономическая элита таких стран озабочена разработкой мер, позволяющих обеспечить развитие производства необходимыми финансовыми ресурсами — собственными и заёмными.

Значительная часть мер, которые могли бы увеличить объём собственных средств предприятий и организаций для их развития, относится к сфере снижения налоговой нагрузки. Именно поэтому основным объектом налогообложения и, соответственно, источником увеличения бюджетных доходов в экономически развитых странах является не предпринимательская деятельность, а конечное потребление.

В России же и после двадцати лет строительства рыночной экономики главным объектом налогообложения — «дойной коровой» — остаётся производитель-предприниматель. Более чем замедленное становление системы налогообложения недвижимости убедительно свидетельствует об отсутствии во всех ветвях власти стремления изменить существующее положение вещей.

Вторым направлением, призванным увеличить обеспеченность ресурсами общественно значимую предпринимательскую деятельность и инициативу, является расширение её кредитования за счёт снижения процентной ставки, упрощения и формализации процедур предоставления кредитов и т. д.

Остановимся подробнее на этих двух направлениях.

 

Оптимизация налоговой нагрузки

Рассмотрим некоторые направления постепенного реформирования налоговой системы, позволяющего снизить налоговую нагрузку на предпринимателей в сфере промышленного производства и существенно расширить возможности его развития. Здесь важно отметить, что в стране накоплен опыт преобразований в налоговой системе, позволяющий утверждать, что такое реформирование может быть осуществлено без нанесения ущерба государственному бюджету. Более того, анализ этого опыта приводит к выводу, что результатом предлагаемых ниже мер станет расширение и укрепление базы налогообложения, а следовательно — увеличение соответствующих поступлений.

Налог на добавленную стоимость. О негативном влиянии этого налога на развитие отечественной перерабатывающей промышленности, особенно с длительным циклом производства, сказано и написано так много, что нет надобности подробно на этом останавливаться. Расчёты показывают, что ослабить разрушительное воздействие НДС на экономику, в том числе промышленную деятельность, и в то же время увеличить объёмы его поступления в бюджетную систему можно, предприняв следующие меры:

  1.  Организовать оплату НДС через специальные счета с использованием электронных счетов-фактур, что обеспечит прозрачность движения денежных средств и для предприятий, и для налоговых органов как при оплате налога, так и при его возмещении. Это не только резко ослабит возможности для уклонения от налогообложения, но и минимизирует затраты предпринимателей на ведение налогового учёта.
  2.  Перейти к единой ставке НДС на уровне 10%, что уменьшит налоговую нагрузку, а также присущую этому налогу криминогенность, снизив «премию» при уходе от налога; упростит администрирование налога и даже удешевит импортные потребительские товары по меньшей мере на 8–10% — в силу начисления НДС на стоимость ввозимых товаров с учётом таможенной пошлины.
  3.  Сохранить возмещение НДС при экспортных поставках только для продукции высокого передела. Это помимо прочего вынудит органы власти стимулировать развитие производства продукции с высокой добавленной стоимостью, а не сырья, как на протяжении всех этих лет.
  4.  Вернуться к принятой в 90-е годы практике перечисления НДС в нижестоящие бюджетные системы, изменив механизм и адресность начисления. Соответствующие средства (в размере не более 15–20% от собираемого в стране НДС) следует перечислять в бюджеты местного самоуправления в соответствии с численностью проживающего населения (потребителей). Это укрепит бюджетную обеспеченность местных и региональных органов власти и создаст стимулы к инициативному развитию экономики (в том числе промышленности) на местах. Одновременно необходимо отказаться от практики фактически полного направления в региональные бюджеты поступлений от налога на прибыль, установив порядок его расщепления между федеральной и региональной бюджетными системами в пропорции 50:50 (см. ниже).

Согласно экспертным оценкам, реализация названных мер приведёт, с одной стороны, к снижению налоговой нагрузки. С другой — к значимому увеличению поступлений НДС в бюджетную систему, прежде всего за счёт расширения масштабов промышленной деятельности, но не в последнюю очередь и в результате пресечения злоупотреблений, в том числе связанных с «лжеэкспортом» и соответствующим возмещением НДС.

Налог на прибыль. Необходимо реанимировать превосходно зарекомендовавшую себя практику предоставления инвестиционной 50-процентной льготы на прибыль, направляемую на развитие производства. Введение этой льготы позволило в 1999–2000 годах ежегодно удваивать поступающий в бюджет объём налога на прибыль. Эта льгота была отменена по настоянию А. Кудрина с 2002 года. Причём отмена льготы не только снизила инвестиционную активность, но и привела к прямым потерям бюджета: соответствующие налоговые поступления в 2002 году снизились на 50 млрд рублей по сравнению с их объёмом в 2001-м, или на 11%. Важно подчеркнуть, что именно федеральной власти надлежит выступить инициатором возврата к этой практике. При этом она, с одной стороны, должна увеличить долю отчисления данного налога в федеральный бюджет, вернувшись к пропорции 50:50, и как раз за счёт этой доли инициировать введение льготы; с другой же — предоставить регионам возможность по своему усмотрению манипулировать этой льготой в интересах развития своих территорий.

В то же время представляется целесообразным вернуть прогрессивную ставку налога на прибыль, сохранив её «плоский» характер, например, вплоть до 25-процентного уровня рентабельности. При этом в нефтедобывающей отрасли начисляемый таким образом налог на прибыль играл бы роль налога на сверхдоход, что соответствовало бы системному подходу к реформированию налогообложения добычи и реализации углеводородов (см. ниже).

Подоходный налог — налог на доходы физических лиц и социальные взносы. В сложившихся к настоящему времени условиях (да и просто суммируя итоги дискуссий как в профессиональной среде, так и в средствах массовой информации) следовало бы признать необходимость прогрессивной шкалы в налогообложении физических лиц. «Плоская» её составляющая должна определять величину подоходного налога только для граждан, имеющих средний уровень доходов. Низкие доходы вообще должны быть освобождены от этого налога.

Кроме того, расчёты показывают, что в связи с произошедшим в первое десятилетие нынешнего века ростом средней заработной платы целесообразно было бы отказаться от введённого в конце 90-х годов регресса по платежам в социальные фонды с высоких заработных плат, а также от увеличения отчислений в социальные фонды, повлёкшего за собой рост «теневых» выплат.

Налогообложение в разведке и добыче углеводородов. Как известно, налоги, уплачиваемые нефте- и газодобывающими компаниями, имеют критически важное значение для бюджета страны. Не в последнюю очередь именно этим обусловлен тот факт, что вся отечественная система налогов и платежей в области добычи и реализации углеводородов складывалась «стихийно». Ей изначально была уготована исключительно фискальная роль. Поэтому она не отвечает и не может отвечать требованиям времени в части стимулирования недропользователей к повышению эффективности своей деятельности, особенно на фоне постоянного роста удельных затрат в разведке новых месторождений и добыче углеводородов во всё более сложных геолого-географических и климатических условиях.

Наши предложения по системному реформированию налогообложения в сфере добычи и реализации углеводородов связаны в первую очередь с необходимостью сделать налоговую систему более инструментальной.

Возможности конкретного воздействия на процессы природопользования сегодня крайне ограниченны. И только простодушие министра энергетики России позволяет ему серьёзно заявлять, что «…уменьшив её (экспортную пошлину, которая составляет более 50% от всей величины фискальных платежей. — Прим. авт.), мы тем самым вовлекли в разработку ещё дополнительные скважины и месторождения, которые стали рентабельными…» (см. А. Новак. «Мой принцип работы — минимизация ручного управления», газета «Ведомости» от 14.11.2012).

Комплексное реформирование системы налогообложения в сфере добычи и реализации углеводородов, повышающее её инструментальность, предлагает следующее:

  1.  Существенное снижение доли в налогах и платежах таможенных пошлин. Однако в отличие от «налогового манёвра» это необходимо сделать без ухудшения условий хозяйствования российских производителей продукции с высокой добавленной стоимостью.
  2.  Получение налогов не с тонны добытой нефти, а с добычного потенциала конкретных месторождений (эксплуатационных объектов), различающихся разным местоположением, геологией, продуктивностью и т.д. При этом расчёт общей величины налогов, которую предстоит выплатить добывающему предприятию, должно проводить оно само с последующим перераспределением этой величины между всеми эксплуатируемыми объектами. Это позволит самому недропользованию выстраивать гибкую систему стимулирования коллективов и их руководителей на достижение конечных результатов, способствовать ускорению подготовки и вывода эксплуатационных объектов на тот или иной уровень добычи и т.д.
  3.  Всестороннее использование мирового опыта, в частности, отлично зарекомендовавших себя элементов из лучших систем налогообложения за рубежом, включая такие платежи, как роялти, арендная плата за участки, находящиеся в процессе разведки и разработки, налог на сверхприбыль и др. В частности, это позволит вовлечь в процесс разведки и доразведки месторождений малые и средние геологические предприятия с последующей их переуступкой крупным компаниям, что ускорит освоение недр и повысит эффективность этого процесса.

(Подробнее об этом см. А.Ф. Самохвалов. «Нефть, налоги, бюджет. О необходимости реформировать систему налогов и платежей в российской нефтегазодобыче и об основных направлениях такого реформирования». «Недропользование XXI век», 2014, № 4.)

Отнюдь не только академические выкладки, но, главное, опыт прошедших двух десятилетий убедительно свидетельствует, что и каждое из названых выше направлений оптимизации налоговой нагрузки на предпринимательскую промышленную деятельность и тем более все они в совокупности способны увеличить поступление налогов в бюджетную систему страны, причём прежде всего — за счёт расширения налогооблагаемой базы и роста объёмов производства промышленной продукции. Нет сомнений, что работа в данном направлении будет поддержана предпринимательским корпусом, и у заинтересованных министерств и ведомств достаточно сил и средств, чтобы сделать все необходимые расчёты, согласовать на их основе свои позиции и, не откладывая в долгий ящик, приступить к преобразованиям налоговой системы, способным снизить налоговую нагрузку и дать новое дыхание отечественному промышленному производству. Опыт конца 90-х годов, когда впервые налоговая нагрузка на промышленные компании была реально снижена, убедительно продемонстрировал обоснованность и конструктивность такого подхода к стимулированию отечественного производства.

Но есть и другой опыт: многократные и изобретательные на первый взгляд попытки увеличить объём налоговых поступлений в бюджет (за счёт ужесточения методов администрирования, законодательного увеличения налоговых ставок и т.д.) не приносят ожидаемого результата. Об этом прямо говорит устойчивое соотношение объёмов ВВП и налоговых поступлений в бюджет. Субъекты экономической деятельности любыми путями избегают «сверхобложения», молчаливо соглашаясь платить налоги только соразмерно росту хозяйственного оборота. Поэтому единственный путь, ведущий к надёжному увеличению налоговых поступлений в государственный бюджет, связан с наращиванием производимого в стране ВВП за счёт активизации предпринимательской деятельности на уровне малого, среднего и крупного бизнеса. Активизировать же эту деятельность можно (и нужно!) не в последнюю очередь названными преобразованиями в сфере налого-обложения.

Не менее значимой проблемой является достижение более равномерного распределения налоговой нагрузки предприятий и организаций, относящихся к разным секторам экономики. Например, в настоящее время в нефтяной отрасли величина налогов в расчёте на рубль оборота составляет порядка 45–50 копеек, в машиностроении — 5–11 копеек, в лёгкой промышленности 6–7 копеек, а в чёрной металлургии — 3 копейки.

 

Обеспечение доступности кредитов

С самого начала бесконечной череды отечественных реформ доступность кредитов для развития промышленности была резко сужена. Затруднение доступа к кредитам в немалой степени было обусловлено заявленной политикой ЦБ России, согласно которой коммерческое кредитование национальной банковской системой объявлялось недопустимым, если процентные ставки оказывались ниже темпов инфляции. Это правило, изобретённое нашими доморощенными «теоретиками» рыночной экономики в начале 90-х годов, действовало в стране фактически на протяжении двух десятков лет.

Как следствие в экономике России образовался порочный круг, в котором предприятия из-за нехватки кредитов не могли расширить производство товаров, нехватка же товаров порождала не удовлетворяемый платёжеспособный спрос и снижение покупательной способности рубля — раскручивалась инфляционная спираль вопреки всем декларациям идеологов «реформ» о грядущих успехах по её «закручиванию». (Отметим, что в Китае, где в начале реформ также столкнулись с высокими темпами инфляции, ставки кредитования регулировались исходя из необходимости наращивания товарной массы и в целях обеспечения её сбалансированности с денежной массой.)

В результате доля кредитных ресурсов в финансировании капитального строительства в России за все годы реформ никогда не превышала 8–9%, а развитие производства преимущественно за счёт собственных средств предприятий и организаций стало отличительной чертой отечественной экономики на протяжении всего периода «рыночных» преобразований.

Но ещё драматичнее, что возможности модернизации и развития российской промышленности были поставлены идеологами «реформ» в прямую зависимость от привлечения иностранного капитала и инвестиций. При этом была проигнорирована вся современная экономическая история, свидетельствующая, что такая организация финансирования закономерно ведёт к подчинению национальной экономики интересам зарубежных кредиторов. К сожалению, в точном соответствии этим закономерностям мы имеем сегодня гипертрофированно разросшуюся долю сырьевого сектора в российской экономике, которая, в свою очередь, грозит окончательно превратиться в сырьевой придаток индустриально развитых стран мира.

Другим следствием «рыночных» преобразований стали огромные заимствования отечественными компаниями и банками на Западе. Пагубность такого рода заимствований (хотя бы и по пониженным ставкам) была официально признана в ходе дискуссий, касающихся природы кризиса 2008 года. Государству тогда пришлось срочно рефинансировать задолженность более чем 500 млрд долларов, чтобы исключить переход стратегически важных российских активов в руки иностранных «инвесторов».

Однако эти трудности были быстро забыты, и к настоящему времени задолженность российских компаний и финансовых институтов зарубежным кредиторам существенно превысила объёмы заимствований, которые были накоплены к началу кризиса 2008 года.

Причина такой «забывчивости» понятна: процентная ставка в российских банках была всегда по меньшей мере в два раза выше, чем за рубежом. Поэтому именно там кредитовались все крупные российские компании. Средний же и малый бизнес, особенно из обрабатывающего сектора промышленности, лишены такой возможности. Кредитуясь же на существенно худших условиях по сравнению с их западными конкурентами, его представители постепенно сворачивают свою деятельность.

В оправдание политики высоких ставок наши «рыночники» ссылаются обычно на то, что по сравнению с Западом в стране выше темпы инфляции, выше риски реализации инвестиционных проектов и т.д. В действительности всё дело заключается в обыкновенном неумении использовать кредитную политику в качестве инструмента ответственного воздействия на экономику и финансы. Более того, руководители финансово-экономического блока российского правительства едва ли не главной своей заботой считают развитие и благосостояние именно финансовых институтов. Особенно ярко эта опека проявилась во время кризиса 2008 года, когда банковские структуры преодолели возникшие трудности и даже увеличили свою ликвидность за счёт средств государственного бюджета, ничего не предприняв для трансляции полученных ресурсов в реальный сектор экономики.

Недавнее резкое повышение ставки рефинансирования также наглядно продемонстрировало всю неспособность российского руководства финансово-экономическим блоком адекватно реагировать на возникающие проблемы и вырабатывать конструктивные решения: не приостановив роста инфляции и обменного курса, оно в очередной раз, хотело того или нет, снизило в стране инвестиционную и хозяйственную активность. И это вместо того чтобы озаботиться расширением доступности кредитования для предприятий обрабатывающего сектора промышленности, причём не только с точки зрения его стоимости, но и с точки зрения облегчения условий получения заёмных средств (залоговых обязательств и поручительств, норм резервирования, упрощения процедур оформления и т.д.).

 

В чём причина?

«Реформаторы» российской экономики упорно не желают осознавать необходимость развития отечественного производства. Непомерно тяжёлая налоговая нагрузка на промышленное предпринимательство и запредельно высокие процентные ставки есть следствие этого хронического непонимания.

С начала 90-х годов и до сих пор финансово-экономический блок в правительстве (олицетворяющем государство!) возглавляют люди, провозгласившие исключение государства из системы управления экономикой. В соответствии с этой «либеральной» догмой отрицалась и ответственность государства за определение целей экономического развития (целеполагание), постановку и решение соответствующих задач, достижение конкретных результатов.

Однако догматические представления «реформаторов» о вредной роли централизованного начала в развитии современной экономики и способности «невидимой руки рынка» заменить эту функцию, обеспечив сбалансированное и эффективное развитие хозяйственного комплекса страны, утратили всякую актуальность. Жизнь оказалась сложнее. Многие беспощадно раскритикованные недостатки плановой экономики выглядят сегодня как несомненное достоинство. А о необходимости разработки и реализации масштабной и последовательной программы действий в области развития промышленного производства не говорит только ленивый.

Отметим, что главный недостаток социалистической экономики заключался не в наличии планирования. Без планирования не может обойтись никакое масштабное производство, в том числе в условиях рынка. Ущербность отстроенной в СССР системы централизованного управления заключалась в отсутствии в производственных отношениях возможностей для проявления предпринимательской инициативы в условиях открытой конкуренции. Отсутствие в современной российской экономике как планового начала, так и условий для реализации предпринимательской инициативы в сфере реального производства так же лишает её перспективы, как лишило и советскую экономику.

Вместе с тем тщетна надежда на то, что апологеты «рыночных» идеалов, почерпнутых из популярной литературы, откажутся от своих убеждений и займутся делом. Самое большое, что они могут предпринять (и фактически уже приступили к этому), — сменить лексику и начать произносить соответствующие мантры. Но требуется иное. Чтобы разработать адекватную современной ситуации экономическую политику и последовательно проводить её в жизнь, нужны по-настоящему ответственные профессионалы, имеющие не только те или иные знания, но и достаточный жизненный опыт. О том, что Россия располагает соответствующим человеческим потенциалом, свидетельствуют события нашего недавнего экономического прошлого, о которых избегают вспоминать приверженцы того, что они называют рынком.

 

Две антикризисные команды — два результата

Всего лишь шестнадцать лет назад, в августе-сентябре 1998 года, вслед за дефолтом и последовавшим кризисом был коренным образом изменён состав правительства Российской Федерации. Его председателем стал Евгений Максимович Примаков. Новых министров и их помощников, невзирая на разную партийную принадлежность, объединяло неприятие предшествовавших подходов и методов перевода экономики России на рыночные рельсы (с этим неприятием фактически согласился и единственный представитель прежнего состава правительства М.М. Задорнов). Им не пришлось «притираться» друг к другу, так что их действия с первых же дней отличались согласованностью и последовательностью. Результатом стала выработка системы первоочередных мер по преодолению кризиса, которая вызвала яростную критику со стороны основных идеологов и руководителей российских «рыночных» реформ — Егора Гайдара, Евгения Ясина, Бориса Фёдорова, Анатолия Чубайса и др. Понятны и причины этой ярости. Ведь предпринятые меры в случае их успеха «прирезали» бы одну из самых священных коров идеологии перехода России к рынку: безальтернативность выбранного варианта их проведения.

Здесь уместно напомнить, что начало кризиса сопровождалось остановкой платежей и расчётов через большинство банков и резким спадом производства. Однако перемены к лучшему наступили буквально через несколько месяцев. Уже с марта 1999 года начался подъём промышленного производства, а по итогам того года впервые за всё время реформ был зафиксирован ощутимый рост промышленного производства (на 11%) и инвестиций (более чем на 5%). Но главное заключалось в другом. В ходе преодоления кризиса были разработаны и осуществлены меры по коренному оздоровлению экономических отношений. Ликвидирован бартер, реструктурирована тотальная задолженность предприятий и организаций перед бюджетной системой и социальными фондами, резко снижена взаимная задолженность предприятий друг другу, уменьшена налоговая нагрузка, обеспечен значительный рост кредитования реального сектора экономики и т.д. Именно эти системные меры позволили придать начавшимся переменам в экономике устойчивый характер и, что особенно важно, кратно увеличить поступление налогов в бюджетную систему.

В результате среднегодовой рост промышленного производства за три последующих года (2001-й к 1997-му) составил 7%. Инвестиции росли в среднем на 11% в год. Инфляция снизилась с 84,4% в 1999 году до 18,6% в 2001-м. Объём кредитования нефинансовых организаций коммерческими банками вырос в 1999 году на 48,3%, а в 2000 году — уже на 71,5%. В  свою очередь, налоговые поступления в 2000 году превысили показатель 1997 года почти в 2,6 раза (без отчислений в социальные фонды и поступлений от внешне-экономической деятельности).

Однако с середины 2000 года, когда фактически завершилась ротация руководителей экономики и финансов и «во власть» опять пришли люди, разделявшие «либеральную» идеологию, всё постепенно вернулось на круги своя. Импульс к развитию, полученный российской экономикой, действовал ещё некоторое время, но в целом она росла главным образом за счёт сырьевого сектора. При этом бурно развивались финансовые институты. Опережающим темпом, по сравнению с ростом производительности труда, увеличивались заработная плата и объёмы потребления, которые «отоваривались» в основном за счёт увеличения импорта на фоне спада собственного производства, в том числе из-за недостатка средств для его развития. Налоговые же поступления от отечественного производства в результате принятых руководством финансово-экономического блока «усовершенствований» упали и были заменены в бюджете нефтяными доходами.

На фоне внешнего, в том числе бюджетного, благополучия (так называемые тучные годы) наступил 2008 год. Россия в ряду других стран была ввергнута в кризис, но его преодоление происходило совсем иначе. Причём не только (и не столько) в силу разной природы кризисов 1998 и 2008 годов, но, прежде всего, в силу состава «команды» тех, кто разрабатывал и осуществлял антикризисные меры. В 2008-м этим занимались те же «специалисты», что возглавляли финансово-экономический блок до кризиса. Те, кто в нулевые годы во многом способствовал усилению зависимости российской экономики от экспорта сырья, уязвимости финансовой системы и российских заёмщиков от западных финансовых институтов и т.д. Характерно, что к началу кризиса за экономику и финансы в правительстве отвечали люди, которые не участвовали в разработке и реализации мер по преодолению кризиса 1998 года (в частности, Алексей Кудрин, Сергей Игнатьев, Эльвира Набиуллина и др.). И все они активно поддерживали решения, которые так или иначе вели к кризису 2008 года.

Как результат — содержание предложенных мер по преодолению кризиса 2008 года было в русле предкризисной «идеологии» управления российской экономикой. И это не могло не сказаться на динамике её выхода из кризиса. Так, за 2007–2011 годы (период, сопоставимый по длительности с 1997–2001 гг.) среднегодовой рост промышленного производства составил 0 (ноль) процентов. Инвестиции уменьшались в среднем на 2% в год. Инфляция снизилась с 13,3% в 2008 году до 8,8% в 2009-м и до 6,2% в 2011-м. Объём кредитов в небанковский сектор экономики, столь необходимых для выхода из кризиса, увеличился в 2009-м лишь на 0,3% (по сравнению с 2008 годом), а в 2010 году — всего на 21,8% (по сравнению с 2009 годом). При этом подавляющая часть кредитов в небанковский сектор была направлена на рефинансирование прежней задолженности, а не на пополнение оборотного капитала промышленных компаний. Совсем немного вырос за четыре года и объём собираемых налогов — в 1,1 раза (без отчислений в социальные фонды и поступлений от внешнеэкономической деятельности). (Сравнение некоторых показателей, характеризующих эффективность мер по преодолению кризисов 1998 и 2008 годов, представлено на графиках 1–6.)

 

Роли и исполнители: негодные амплуа

Здесь не хотелось бы солидаризироваться с теми, кто всё более активно говорит о так называемом вредительстве. На мой взгляд, «действующие лица» финансово-экономической драмы последнего десятилетия просто ничего не умеют делать отличного от того, что делали их предшественники гайдаровского призыва. И если до недавнего времени критика в их адрес могла быть истолкована как пристрастная (например, Виктор Геращенко писал «…всё от того, что в экономику вместе с Гайдаром пришли недоумки, недоучившиеся студенты, которые нигде и никогда не работали»), то сегодня она массово исходит со стороны совсем молодых людей, которые вряд ли имели рабочие отношения с упомянутыми в статье представителями финансово-экономического блока. Судят о них исключительно по результатам их деятельности.

Возглавив экономический блок правительства в начале 2000-х годов, они «с чистым сердцем» и спокойной совестью вернулись к прежним подходам и установкам при подготовке и принятии управленческих решений, не очень-то заботясь о конечных результатах своей деятельности. Очень характерно в этом смысле выступление Германа Грефа на последнем экономическом форуме в Краснодаре. В качестве руководителя с середины 2000 года Минэкономразвития России он имел прямое отношение к реанимации идеологии гайдаровских реформ, что привело, в частности, к гибели отечественной лёгкой промышленности и других перерабатывающих отраслей, к колоссальному ущербу в результате реформ энергетики и на транспорте, к «монетизации» льгот и т.д. И сегодня, когда речь идёт о выработке нового курса, он вновь призывает обратиться к «заветам Гайдара». Благо, по устоявшейся в России практике, и спроса-то никакого за это нет. А если бы был, то вряд ли надолго задержались бы они на российской «государевой службе».

Сегодня экономика страны вновь требует адекватных вызовам времени решений:

  •  о необходимости введения прямой ответственности Центрального банка за результаты развития отечественной экономики. В том числе о необходимости использовать с целью её роста такой инструмент, как обменный курс (даже такой приверженец «либеральных» подходов к решению экономических проблем, как В. Мау, считает, что пассивная роль ЦБ России в формировании обменного курса нанесла отечественной экономике огромный ущерб);
  •  о необходимости тотального пересмотра всей системы «зарабатывания» денег государственными и коммерческими банками, в том числе — о действительном снижении стоимости обслуживания и услуг (не в последнюю очередь — при кредитовании); нужно заставить российские банки, в том числе Сбербанк России, стать существенно более эффективными;
  •  об обеспечении максимально простого и широкого доступа к проектному финансированию частных банков среднего, прежде всего, масштаба;
  •  о снижении нормативов резервирования при кредитовании коммерческими банками предприятий реального сектора экономики и т.д.

Очень трудно представить себе, что нынешние руководители финансово-экономического блока, никогда не принимавшие участия в выработке подходов к решению такого рода вопросов и реализации подобных решений, способны включиться в столь необходимую работу. Трудно также представить, что они способны признать свои ошибки и заблуждения, а тем более — взяться за их исправление. Трудно потому, что приведённые в этой статье и на первый взгляд частные предложения, касающиеся возможного изменения экономической политики в интересах развития перерабатывающей промышленности, невозможны вне изменения стереотипов более общего характера, вынуждающих «либеральных реформаторов» раз за разом наступать на те же грабли. Ниже приведены некоторые примеры «связок» такого рода.

 

Проблема энергоэффективности

Сколько горячих слов было сказано за годы реформ о том, что российская продукция неконкурентоспособна на мировом рынке из-за низких внутренних цен на энергоресурсы! Хотя любой здравомыслящий человек рассматривал бы фактор низких цен как конкурентное преимущество отечественных производителей. Подобно тому, как конкурентным преимуществом Китая была в своё время дешёвая рабочая сила. Тем не менее была объявлена тотальная борьба за повышение цен на газ, нефть, транспорт и т.д. Базировалась эта «стратегия экономического развития» на простеньком рассуждении: пока цена на электроэнергию будет в стране низкой, никто не станет заниматься энергосбережением. Вот уж поистине — иная простота хуже воровства! В результате предпринятых «реформаторами» мер, в том числе катастрофических преобразований в электроэнергетике, уровень цен на электроэнергию подтянулся к американскому и вплотную приблизился к европейскому. (Характерно, что с этой идеологией фактически солидаризировалось и руководство ОАО «Газпром», во второй половине 2000-х предложившее российским потребителям природного газа расплачиваться за него с учётом обеспечения равнодоходности продаж на экспорт и на внутреннем рынке — вместо того чтобы озаботиться повышением эффективности своей деятельности.) При этом решение проблемы повышения энергоэффективности не сдвинулось с места, что неудивительно в силу высокой затратности мер, способных обеспечить параметры энергоэффективности, близкие к принятым в США и странах Европы.

Осознание этого факта апологетами «рыночных» реформ пришло лишь недавно, когда энерготарифы выросли многократно, а отечественное производство утратило конкурентные преимущества, связанные именно с низкими затратами на электроэнергию, в том числе за счёт созданной в советское время оптимальной системы управления производством и обеспечением электроэнергией. Положение дел в этой сфере усугублялось, конечно, не принимавшимися в расчёт особенностями географического расположения и протяжённости нашей северной страны, сурового климата в большинстве регионов и т.п. В результате российская продукция стала неконкурентоспособна не только на зарубежном, но и на российском рынке.

Электроэнергетика и то, что с нею произошло, — один из самых ярких примеров последовательной реализации на практике идей отечественных «либералов». В данном случае — усилиями Анатолия Чубайса. Вместо того чтобы использовать возможности повышения эффективности управления энергетикой главным образом как инженерно-технологической системой (к чему пришли вслед за советскими специалистами практически все крупные зарубежные энергетические компании), они «из лучших побуждений» развалили эту систему, основываясь на самых примитивных представлениях о создании конкурентной среды и рыночных отношений в отрасли. Закономерным результатом этого реформирования стали утрата управляемости, потеря надёжности, снижение качества электроэнергии и энергоснабжения, кратное увеличение тарифов вместо их снижения и т.д.

Здесь уместно также отметить, что и новейшие меры по «упорядочиванию» налогообложения, разработанные в экономических министерствах и ведомствах, вновь ударят по интересам отечественной экономики. Ведь предложенное ими снижение таможенных пошлин при экспорте углеводородов, предпринятое в силу международных «обязательств», с одновременным увеличением размера НДПИ для компенсации выпадающих доходов бюджета неизбежно приведёт к повышению внутренних цен на нефтепродукты, что ощутимо, как и в случае с тарифами на электроэнергию, снизит конкурентоспособность российских производителей.

Было бы несправедливо, впрочем, не отметить некоторого движения в сторону повышения как энергоэффективности, так и конкурентоспособности продукции российских производителей в последние годы — движения, опирающегося на точечную поддержку со стороны государства. Однако системный подход к решению проблемы должен предусматривать не только остановку роста тарифов, но и их постепенное снижение. Минувшие десятилетия показали, что это не по силам современным «управляющим» энергетикой и, главное, не по нутру сегодняшним руководителям финансово-экономического блока страны.

 

Обменный курс, инфляция, импортозамещение

В подзаголовок вынесены темы, наиболее обсуждаемые в современных СМИ. Нетрудно заметить, что участники многочисленных дискуссий на эти темы по-разному понимают их содержательное наполнение и каждый остаётся в итоге при своём мнении.

В частности, для «либерально» настроенных экономистов характерно устойчивое избегание в подобных дискуссиях оценки состояния российской экономики. Они практически единодушны в том, что высокая инфляция дурно влияет на благополучие экономики и препятствует её росту. Поскольку же, по их убеждению, инфляция и обменный курс рубля обусловлены лишь монетарными причинами, то только монетарными методами и можно с ними бороться — в этом, равно как и в некотором «сглаживании» колебаний обменного курса, они видят наиболее важную задачу для 70-тысячного коллектива ЦБ России. (Кстати, массовый отзыв лицензий у коммерческих банков, к которому вынуждено прибегнуть нынешнее руководство Центробанка, красноречиво характеризует качество работы бывших руководителей финансово-экономического блока в правительстве и ЦБ РФ.) Такого рода «либерализм» в экономических убеждениях не позволяет замечать того факта, что в странах с развитым рынком укрепление валюты связывают с активными мерами по развитию экономики, что инфляция может быть низкой как при малых темпах экономического роста, так и на подъёме. В ещё меньшей степени они склонны замечать, что динамика обменного курса характеризует качество управления экономическими процессами и способность государства нейтрализовывать стремления кучки спекулянтов зарабатывать на его колебаниях. И уж совсем ими не замечается долговременная и успешная политика Пекина по использованию обменного курса юаня для обеспечения устойчивой конкурентоспособности китайских товаров на мировом рынке вопреки всем протестам США.

Такое избирательное понимание и примитивный, по сути, подход к проблемам экономики со стороны отечественных руководителей финансово-экономического блока не в последнюю очередь проистекает из слабого их знакомства с реальной хозяйственной деятельностью, которая зачастую осуществляется вопреки предлагаемым ими управляющим воздействиям. Раз за разом оказываясь в такой ситуации, они не могут ни предложить действенных мер по исправлению положения дел, ни дать сколько-нибудь надёжного прогноза реализации принимаемых решений.

Так, например, десятилетиями финансово-экономический блок российского правительства «борется» с инфляцией, полагая, что высокие её темпы — главная проблема для роста экономики и инвестиций. Снижение инфляции, говорят они, — необходимое и достаточное условие для наступления коренного перелома. Почему же, спрашивается, когда темпы инфляции (по стечению обстоятельств!) опускаются до уровня 5–6%, процентные ставки не снижаются, а экономика не идёт в рост? Более того, в последние годы именно вслед за достижением столь рекордно низкого значения инфляции темпы роста российского народного хозяйства, в том числе инвестиций, уверенно приближаются к нулю. С другой стороны, в 1999–2000 годах, когда рост промышленного производства и инвестиций характеризовался двузначными цифрами, двузначным же был и показатель инфляции. В чём же дело?

Инфляция, как известно, представляет собой не что иное, как снижение покупательной способности денежной единицы (рубля). Её фундаментальная причина — опережающий рост платёжеспособного спроса на товары и услуги производственного и потребительского назначения по отношению к их предложению. Причём именно государство имеет в своих руках рычаги как разбалансировки спроса и предложения (пусть и «нечаянной»), так и обеспечения необходимой их сбалансированности, гасящей инфляционные процессы.

О вреде инфляции известно давно. Вот что, например, писал известный государственный деятель граф Н.С. Мордвинов о негативном воздействии инфляции на российскую экономику и нравы конца XVIII века: «Излишество бумажной монеты породило скудость и всеобщее томление… Рубль есть достояние каждого, богатого и бедного, и малейшая часть, отнятая от него, преобразуется в похищение великое, простирающееся на всё количество стяжаемого, наследуемого или работою рук приобретаемого. При упадке монеты ропщет воин, негодует гражданин, лихоимствует судья, охладевает верность, ослабевают взаимные услуги и пособия; благочиние, мир и добродетель уступают место разврату, порокам и буйным страстям… Уничтожение сего излишества может произвести довольство и всеобщее благосостояние».

Инфляционные процессы имели место и в советское время, но о них было запрещено даже упоминать в открытой печати. Так, баланс денежных доходов и расходов населения имел гриф «совершенно секретно». И лишь в начале 80-х стало возможным эту тему хотя бы обозначить через констатацию дисбаланса между нагромождением инвестиционных программ и реальными возможностями экономики «переваривать» опережающий рост «незавершенки» с её хронической недопоставкой товаров, но выплаченной заработной платой. Именно усиление этого дисбаланса привело к тому, что к концу 80-х годов соотношение объёма денежных накоплений к производимой товарной массе превысило 100%. Ранее, в 60-х и даже 70-х годах, соотношение суммы вкладов населения в Сбербанке к годовому товарообороту составляло около 30% и увеличивалось на несколько процентов в год, что свидетельствовало о постепенном возрастании потребления товаров длительного пользования, закономерно требующего накопления денежных средств на их приобретение. При стабильных (регулируемых) ценах это неминуемо повлекло за собой дефицит практически всех товаров народного потребления, и они буквально исчезли с прилавков магазинов. Процесс фактического обесценивания рубля затронул также сферу производства и потребления товаров производственного назначения. В целом он вышел из-под контроля власти, которая не предприняла никаких конструктивных мер для нормализации обстановки. Страну охватило всеобщее недовольство, что в огромной степени способствовало дискредитации централизованного руководства экономикой СССР и его развалу.

Что же происходило с этим соотношением в годы реформ?

 

О товарной массе

Шоковая терапия (полное снятие контроля над ценами), положенная с конца 1991 года в основу проведения «рыночных» реформ в России, вызвала в экономике страны полную разбалансированность. Рухнуло производство товаров не только производственного, но и непроизводственного назначения. Тотальный дефицит всего и вся закономерно сопровождался стремительным ростом цен. Казалось бы, такое положение должно было сыграть на руку всем отечественным производителям, особенно в части потребительских товаров, изначально ориентированных на живые деньги населения (к тому же расширение их производства требовало минимальных инвестиций). Но к сожалению, в экономику вмешалась политика.

Действительно, вначале предприятия, производившие потребительские товары, стали быстро наращивать производство и даже озаботились качеством выпускаемой продукции. Но «правительство реформаторов» решило не ждать у моря погоды. Оно решительно отменило монополию государства на внешнюю торговлю. С конца 1991 года начался тотальный и бесконтрольный ввоз в страну не только непродовольственных товаров, но и продовольствия, несмотря на то что именно 1991 год стал один из самых урожайных.

Призывы ряда экономистов и политических партий помнить об экономической безопасности вызывали у «реформаторов» лишь снисходительную улыбку. Активно пропагандировалась точка зрения, согласно которой в импорте потребительских товаров прямо заинтересовано и население, поскольку эти товары дешевле и лучшего качества. Эта точка зрения не изжита и по сию пору: так, совсем недавно Алексей Кудрин сокрушался, что повышение курса рубля скажется на уровне жизни населения, поскольку будет сопровождаться уменьшением импорта.

Начавшееся в 1990-х замещение внутреннего производства товаров народного потребления импортом вызвало, с одной стороны, массовое сокращение отечественного производства (например, текстильное производство сократилось в десять раз!), снижение уровня жизни населения, обострение социальных проблем в средних и малых городах. С другой, оно лишило бюджетную систему страны традиционных источников пополнения налогами. При этом никому в голову не пришло, что оскудение бюджета приведёт к упадку наиболее конкурентоспособных секторов российской экономики (авиационной и космической промышленности, судостроения и т.д.), которые, имея двойное назначение, финансировались за счёт бюджета. Впрочем, как и во всех других рыночных странах.

Ошибочность экономической политики в части развития отечественного производства товаров народного потребления стала очевидной в ходе преодоления кризиса 1998 года. Дефолт и девальвация рубля (одновременно с замораживанием тарифов естественных монополий, предпринятым правительством Евгения Примакова) сделали то, чего не сделало российское правительство в начале 90-х, — они значительно ограничили импорт массовых товаров народного потребления, позволив отечественным предприятиям не только резко увеличить их производство, но и начать ввоз современного оборудования. Именно в этот период было наконец-то правильно определено место импорта на отечественном рынке: он стал фактором регулирования конкуренции, стимулировал рост качества отечественных товаров, способствуя развитию внутреннего производства, а не его свёртыванию.

К сожалению, этот период оказался совсем недолгим. Как уже говорилось, новый финансово-экономический блок вернулся к прежней идео-логии безудержного наращивания импортных поставок всего и вся, что стало практически возможным благодаря конъюнктуре на мировом рынке углеводородов. И потребовалось ещё 15 лет, чтобы вновь стала очевидной актуальность восстановления и развития отечественного производства, чтобы перестала считаться ересью аксиома, согласно которой преодоление инфляции невозможно без роста собственного производства товарной массы и повышения её конкурентоспособности.

Однако остаётся неочевидным и даже не вполне осознанным накопленный опыт, свидетельствующий о явной недостаточности рыночных механизмов для решения этой задачи. Анализ практики импортозамещения в таких странах, как Франция, Германия Япония, Австралия и др., показывает, что оно (импортозамещение) должно быть неотъемлемой частью промышленной политики, предусматривающей чёткое эшелонирование предпринимаемых мер по последовательному замещению импорта отечественной продукцией. В ином случае всё опять закончится «либеральным звоном». Активизация поиска новых импортёров на Востоке (в частности, предлагающих нам продовольственные товары) — это первый тревожный звонок, предупреждающий о высокой вероятности полнозвучного «звона».

 

О денежной массе

На рубеже 1995–1996 годов ситуация в российской экономике после сокрушительного действия гайдаровских реформ несколько стабилизировалась (если не принимать в расчёт сокращение промышленного производства более чем вдвое от уровня 1990 года). Что касается розничных цен, то они увеличились в несколько тысяч раз, на несколько порядков опередив рост цен при проведении реформ в Германии (Людвиг Эрхард), в Великобритании (Маргарет Тэтчер), Польше (Лешек Бальцерович) и т.д. В том числе была достигнута определённая сбалансированность в росте объёма денежной массы (М2) и ВВП. Разумеется, она была нарушена в ходе кризиса 1998 года, когда денежная масса увеличивалась с заметным опережением. Но к 2000 году необходимый баланс был успешно восстановлен усилиями «антилиберального» финансово-экономического блока правительства того времени. Причём сбалансированность в росте товарной и денежной массы была обеспечена на фоне быстрого наращивания последней (за 1997–2000 гг. она увеличилась в 2,5 раза). Как уже говорилось выше, это обеспечило, в частности, рост объёмов кредитования в небанковский сектор экономики с целью наращивания товарной массы.

Однако с 2002 года начался несбалансированный рост денежной массы по отношению к товарной. (Это совпало с приходом в ЦБ России Сергея Игнатьева, сменившего на посту председателя Виктора Геращенко.) Более того, в период кризиса 2008 года и его преодоления наращивание денежной массы было всецело поглощено банковским сектором с усугублением её отрыва от товарного обеспечения с усилением инфляционных процессов. Темп роста цен на потребительские товары в 2010 году на процент превысил уровень 2009 года в противовес последовательному ежегодному снижению инфляции при преодолении кризиса 1998 года).

Таким образом, вопреки всем десятилетиями длящимся манипуляциям «либеральных» финансистов и экономистов, возглавляемых «лучшим министром финансов» Алексеем Кудриным, причины незатухающей инфляции оставались прежними — и в смысле отсутствия мер по опережающему наращиванию товарной массы собственного производства, и в смысле неконтролируемого роста денежной массы.

Это говорит о недальновидности и недееспособности тех, кто пытается руководить хозяйственным развитием страны, о бесперспективности нынешней экономической политики, ведущей страну от одного кризиса к другому. В частности, эта политика не предусматривает удовлетворения платёжеспособного спроса населения в потребительских товарах собственного производства, а поощряет их ввоз из-за рубежа, дальнейшее обогащение импортёров и собственников международных торговых сетей. Но как показал почти 20-летний опыт, отсутствие внутреннего производства неизбежно приводит к тому, что цена одного и того же товара разительно отличается за рубежом и в пределах России: там она значительно ниже. Ничего не поделаешь, это рынок, который совсем не обязательно ведёт себя в соответствии с пожеланиями разработчиков экономической политики!

 

Об адекватности идеологического обоснования реформ

В 60-е годы минувшего столетия руководство СССР продекларировало целью социалистического строительства и, в частности, развития экономики всемерный рост благосостояния трудящихся. Утопический характер этой декларации был очевиден хотя бы в силу необходимости решения множества других масштабных задач, касающихся в том числе надёжного обеспечения обороноспособности страны. В то же время благая идея овладела массами и серьёзно дезориентировала значительную часть общества. С тех пор как состоялось прощание с социализмом, прошло четверть века, но и сейчас в российских городах и весях любые патерналистские жесты государства (и прежде всего касающиеся улучшения условий жизни) воспринимаются как должное и вызывают определённый энтузиазм. Разумеется, социальный характер российского государства заявлен Конституцией, и оно должно неукоснительно выполнять свои обязательства перед гражданами. Но и гражданам, и предпринимателям следует понимать (и одна из важных задач государства — обеспечить это понимание!), что спектр этих обязательств может быть широким, а может быть и узким — и это определяется состоянием и результатами развития национальной экономики.

Другой подход к построению «светлого будущего», также имевший идеологический подтекст (слом тоталитарного устройства общества и переход к демократическому) и также поддержанный народом, был предпринят в 50-е годы прошлого века в Германии. Речь идёт об экономических реформах, осуществлённых под руководством Людвига Эрхарда. Он исходил из того, что фундаментом, на котором возможны успешные социальные преобразования, может стать только подлинно рыночная экономика с её принципиальной установкой на всестороннее развитие предпринимательства и свободной конкуренции как механизмов повышения её эффективности. Что только так можно обеспечить и материальные условия, и равные возможности всем гражданам страны для раскрытия своего трудового и интеллектуального потенциала. Не прошло и двух десятков лет, как германское «экономическое чудо» состоялось.

Безусловно, очень трудно перестроить общественное сознание и перей-ти от во многом иждивенческой психологии к «трудовой», признающей опору, прежде всего, на собственные силы. Трудно, но необходимо. В ином случае нашему социальному государству так и не удастся преодолеть тенденцию устойчивого опережения денежных доходов населения по отношению к темпам роста ВВП. А это означает, в числе прочих проблем, консервацию катастрофического отставания от экономически развитых стран по производительности труда и дальнейшую утрату конкурентоспособности.

Необходимо добиться ясного осознания обществом того важнейшего обстоятельства, что успешное развитие социальной сферы может происходить только на основе успехов в экономике и что благосостояние граждан определяется, главным образом, результатами работы тех предприятий и организаций, где они нашли точку приложения своих творческих усилий.

Тот же принцип должен быть конструктивно применён и к развитию регионов. Как известно, в любом федеративном государстве бюджетный федерализм, конституционно закрепляющий право регионов на достаточные налоговые поступления, служит поощрению именно местных инициатив, направленных на развитие экономики регионов и муниципалитетов с опорой на собственные силы и соответствующее расширение налогооблагаемой базы. И именно «либеральный экономист» Алексей Кудрин добился в начале 2000-х годов прекращения реформ в межбюджетных отношениях, централизации сбора большей части налоговых поступлений в федеральный бюджет с последующим их перераспределением по всем уровням бюджетной системы.

 

О законотворчестве и правоприменительной практике

Увлечение законотворчеством в пореформенной России приняло уродливо гипертрофированные масштабы. Странно видеть взрослых образованных людей, которые наивно полагают, что, приняв тот или иной закон, можно сразу и в корне изменить сложившуюся ситуацию, которую действительно необходимо исправить. Стремление к немедленному закреплению в законодательстве всего и вся имеет одним из своих следствий необходимость снова и снова возвращаться к «шлифованию» текстов, которые, как оказывается, нередко оторваны от жизни, противоречат нравам, сформировавшимся в соответствии с законами неписаными.

Ярким примером таких бесплодных упражнений является «законодательная» борьба Минэкономразвития России (Германа Грефа, Эльвиры Набиуллиной и др.) со злоупотреблениями в области закупок на государственные и муниципальные нужды. Непрерывно «улучшающиеся» варианты соответствующего закона уже давно стали тормозом в принятии нужных решений, но не уменьшили масштаба злоупотреблений и коррупции. Более того, они, по сути, позволили снять ответственность с чиновников за содержание принимаемых решений, а вместо этого ужесточить ответственность за соблюдение процедур и требований к организации закупок. Приведённый пример (а их можно приводить десятками) иллюстрирует проблему из ряда тех, которые, по меткому замечанию Петра Аркадьевича Столыпина, не могут быть разрешены, а могут только разрешаться. Но для этого должны существовать постоянно действующие механизмы правоприменения, предусматривающие обобщение результатов такового для последующего улучшения самого законодательства.

В свою очередь, правоприменение станет конструктивным процессом, укрепляющим государственное и общественное устройство, только в том случае, когда будет обеспечено действительное равенство всех перед законом — и граждан, и всех предприятий и организаций без исключения. Первым и очень важным полигоном для отработки механизмов такого правоприменения может и должно стать налоговое законодательство. Причём в качестве одного из критериев правильности развёрнутой работы могла бы служить динамика перехода российских капиталистов из офшорной юрисдикции в российскую.

 

Ответственность чиновников: оценка по результатам

Представленные в этой статье предложения по преодолению российской экономикой стагнации и всемерному расширению промышленного предпринимательства нуждаются, безусловно, в обсуждении и уточнениях. Очевидно, однако, что претворением в жизнь подобных предложений и разработкой соответствующих практических мер должны заниматься убеждённые их сторонники, неукоснительно подчиняющиеся простому и понятному правилу: заявил — взялся исполнять — не получилось — уходи! Причем «заявил» — значит не только продекларировал, но и чётко обозначил результаты, к которым приведёт реализация заявленного. В частности, последние решения, принятые финансово-экономическим блоком правительства, о переходе к плавающему обменному курсу так и не были внятно связаны с ожидаемыми результатами их реализации. Впрочем, как и все предыдущие «фундаментальные», но при этом скоропалительные меры по переходу к рыночной экономике, нанесшие огромный ущерб промышленности и народному хозяйству России в целом: шоковая ценовая терапия, приватизация, спешка с созданием валютной биржи и фондового рынка и т.д. (В частности, Людвиг Эрхард озаботился созданием фондового рынка спустя лишь почти десятилетие после перехода к рыночной экономике, когда в стране сформировалась устойчивая группа производственных компаний, деятельность которых обеспечивала ответственное и низкорискованное привлечение средств для развития со стороны внешних и внутренних инвесторов.) Увы, эти решения свидетельствуют о том, что уровень ответственности руководителей российской экономики и финансов, очевидно, понижен «до плинтуса». Но для чего тогда необходима стоящая за ними армия подчинённых, также не предлагающих ничего конструктивного (при нулевых темпах роста) и не отвечающих за действительное состояние экономики и финансов?

Не преданность в глазах тех или иных представителей власти, а только достижение заявленных результатов любых управленческих решений должно стать критерием оценки их «профпригодности». Страна — и это теперь очевидно — лишь потеряла время и качество экономики, когда гос-подин Ельцин принял решение о смене правительства Евгения Примакова, чья заслуга в преодолении серьёзнейшего кризиса 1998 года неоспорима. Даже одно только это — бесспорный аргумент в пользу повсеместного использования оценки «по результатам».

 

Источник публикации: Однако