Мы сегодня собрались на «круглый стол» со множеством «острых углов», чтобы обсудить, есть ли польза, нет ли пользы для российской экономики от того, что рубль просел на 10–12% к основным валютам. Мнения высказываются очень разные, мы тоже в редакции не первый раз обращаемся к этой теме. И до конца не очень понятно, как отразился слабый курс рубля на экономике для отечественных товаропроизводителей. И хочется вернуться к этой теме еще раз, обсудить ее. Сегодня в нашем «круглом столе» участвуют Сергей Заверский — начальник отдела аналитических исследований Института комплексных стратегических исследований, Михаил Матасов — руководитель службы по связям с органами государственной власти КамАЗа, Константин Бабкин — президент промышленного союза «Новое содружество», президент ассоциации «Росагромаш», сопредседатель Московского экономического форума, лидер Партии дела, Владимир Сальников — заместитель генерального директора Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования, Вадим Гераскин — заместитель генерального директора по связям с государственными органами компании «Базовый элемент». // Газета.Ru

У нас появилась такая идея: может быть, кто-то из участников захочет выступить с небольшим вступительным словом. Я попрошу Сергея Заверского и Владимира Сальникова сделать некую вводную на тему укрепления-ослабления рубля, чем это грозит, плюсы-минусы. // Газета.Ru

Сергей Заверский: Мы начали с того, что можно ли говорить о каких-то эффектах от снижения курса рубля в последнее время. Конечно, о каких-то формальных эффектах еще говорить рано, потому что эффекты, как правило, долгосрочные, но тем не менее можно поговорить о некоторых аспектах, динамике курса, которые будут оказывать влияние на состояние экономики в более долгосрочной перспективе.

Газета.Ru. Вы сказали, что не сразу будет эффект. А уже понятно, через сколько ощутим будет пониженный курс?

Сергей Заверский: Это сложно сказать. Как минимум должны быть квартальные финансовые показатели компаний. И раньше, чем, допустим, по итогам первого квартала, мы не увидим каких-то значимых формальных эффектов.

Газета.Ru. А вот Вадим Гераскин говорит, что вообще год.

Сергей Заверский: Ну да, если мы будем говорить о том, как это будет влиять на стимулы для производителей, для компаний, работающих на российском рынке, эффекты будут проявляться и на интервале год, а может быть, и еще дальше. Я, наверное, хотел вначале поговорить о некоторых тезисах, которые очень часто фигурируют и в прессе, и в высказываниях разных экономистов, и официальных лиц.

Есть мнение, особенно в обществе, о том, что хороший рубль — это сильный рубль. Очень часто появляется соблазн считать, что если сильный рубль, значит, у нас сильная экономика, а если рубль слабеет, значит, и экономика слабеет. Здесь есть некоторые «подводные камни», которые не позволяют полностью согласиться, точнее, вообще не позволяют согласиться с этим утверждением. Во-первых, есть некоторые базовые вещи, на которые влияет курс рубля и курс национальной валюты в принципе. Понятно, что если у нас курс валюты растет, ситуация, которую мы видели на протяжении 2000-х годов и определенного периода уже после кризиса 2008 года, мы сталкиваемся с тем, что положение экспортеров ухудшается. Потому что понятно, что они имеют выручку в иностранной валюте, а издержки несут в основном в рублях. И тогда, конечно, мы видим, что у них финансовые результаты будут ухудшаться. Но помимо экспортеров стоит говорить также о внутренних производителях. Здесь ситуация такова, что там, с одной стороны, нет какого-то прямого эффекта на них, за исключением того, если они закупают, допустим, за рубежом какие-то комплектующие, тогда рост курса рубля может быть даже выгоден для них.

Газета.Ru. А вот внутренние производители... Давайте расшифруем немного.

Сергей Заверский: Я имел в виду производителей, которые работают на внутренний рынок. Взять хотя бы пищевую промышленность. И, с одной стороны, если закупают за рубежом, можно было бы говорить о том, что рост курса для них позитивен. Но, с другой стороны, они сталкиваются с конкуренцией с импортом на внутреннем рынке. И импорт становится относительно дешевле. И в этой ситуации они, безусловно, становятся проигравшими.

Если посмотреть на статистику, наши расчеты показывали, что доля импорта внутреннего потребления практически год от года росла на протяжении последних десяти лет и сейчас превысила уже 50% внутреннего потребления. Здесь мы уже можем говорить даже о некоей угрозе национальной безопасности. Потому что экономика, в том числе и потребление, становится все более и более зависимой от импорта. При этом надо понимать, что, если ухудшается положение внутренних производителей в их конкуренции с импортом, мы имеем целый ряд негативных эффектов, например, такие, которые связаны с сокращением рабочих мест. Потому что если предприятие проигрывает на рынке, то оно, соответственно, уходя, будет сокращать рабочие места, и тем самым мы не только инвестиций новых не будем получать, но и будем ухудшать текущее положение. Кроме того, есть мнение, например, о том, что если рубль будет дорожать, это будет очень выгодно для модернизации экономики, поскольку позволит сделать закупки импортного оборудования относительно дешевле. С одной стороны, опять же, это так. Но с другой стороны, если посмотреть на инвестора и на те факторы, которые он должен принимать во внимание, когда задумается над модернизацией, реализацией крупного и долгосрочного инвестпроекта, мы понимаем, что он будет ориентироваться не только на валютный курс. Мы будем сталкиваться, например, с другой проблемой — с проблемой доступности кредитных ресурсов. И если у нас кредитные ресурсы недоступные и компании не в состоянии брать кредиты по этим ставкам, ну, и которые сейчас на рынке есть, то уже им все равно будет, сколько курс рубля составляет — 35 или 37. Потому что вопрос в другом — в принципиальной невозможности реализации этого проекта и привлечения в него финансовых ресурсов. Есть еще некоторые моменты, связанные, например, с тем, что часто говорят о том, что ослабление курса рубля, безусловно, приведет к значительному росту инфляции. Опять же, мы понимаем, что если у нас товар импортируется, рост курса рубля может оказать влияние на его стоимость. Но, с другой стороны, это влияние, как показывают оценки, довольно преувеличено. То есть оно, безусловно, будет, но оно не будет каким-то катастрофическим. Во-вторых, можно посмотреть на тенденцию последних лет, и мы увидим, что ослабление курса и снижение инфляции вполне могут происходить одномоментно. На протяжении нескольких лет мы наблюдали эти два процесса, которые происходили параллельно. Ну, и еще один важный момент. Он заключается в том, что очень часто говорят, что валютный курс и регулирование валютного курса не могут быть инструментом экономической политики. И, в частности, Центральный банк об этом часто заявляет, прямо или косвенно. В частности, об этом свидетельствует объявленный переход к режиму таргетирования инфляции, в котором предполагается, что будет свободное курсообразование и Центральный банк, в идеале, вообще не должен будет оказывать влияние на валютный курс. Можно сразу некоторые моменты отметить. Во-первых, если мы посмотрим, как действительно развивались некоторые страны, особенно такие, как Япония или Китай, мы видим, что валютный курс еще как может быть инструментом экономической политики. И мы можем посмотреть на то, например, что сейчас происходит в этих странах. И постоянно идет речь о том, каким должен быть курс юаня или иены. И мы можем видеть, что центральные банки этих стран оказывают достаточно значительное влияние на динамику курса. Позиция Банка России в этом уязвима и с нескольких других сторон тоже. Даже можно оставить за скобками то, что защита и обеспечение устойчивости курса рубля прописаны в законе о Центральном банке Российской Федерации. И в связи с этим отказ от регулирования валютного курса в принципе противоречит, может быть, законодательству. Но даже если говорить не об этом, можем ли мы в принципе считать, что снижение уровня инфляции до той цели, которая определена Центральным банком, может ли это вообще быть единственной целью политики Банка России или вообще любого центрального банка.

Международный опыт нам подсказывает, что несмотря на то, что политика таргетирования инфляции в определенный период и была эффективна, но сейчас мы видим, как многие страны корректируют эту политику. И даже новый глава Федеральной резервной системы Соединенных Штатов говорил о том, что необходимо обращать внимание на большее количество показателей. Хотя США и раньше обращали внимание не только на инфляцию, но и, например, на безработицу. И если мы будем говорить только о том, что должна быть низкая инфляция, любой ценой, не будет ли эта цена слишком высока. Потому что добиваться снижения инфляции можно разными способами. В данный момент мы пытаемся этого добиться тем, что ограничиваем всячески ликвидность и этим самым ограничиваем экономический рост в стране. Это может привести к краткосрочному снижению инфляции, но при этом мы понимаем, что это также практически остановит возможный экономический рост. И низкая инфляция — это хорошо, если это приводит к снижению процентных ставок. Но если мы посмотрим на то, что происходило на протяжении последних нескольких лет, мы увидим, что низкая инфляция не обеспечивала снижение процентных ставок. И более того, иногда мы можем видеть периоды, когда снижение инфляции происходило параллельно с ростом процентных ставок на российском финансовом рынке. В этой ситуации еще раз хочу сказать относительно вопроса, действительно ли у Банка России должна быть единственная цель по снижению инфляции. Может быть, стоило подумать о более широком наборе целей, которые в конечном счете обеспечивали бы именно экономический рост в стране, а не только снижение одного показателя.

// Газета.Ru

Газета.Ru. И все-таки, резюмируя, можете перекинуть мостик от инфляции, от критики политики ЦБ к основной теме нашего «круглого стола» — какой рубль-то нужен?

Сергей Заверский: Собственно, связь между политикой инфляции Банка России и, опять же, политикой Банка России по валютному курсу — она прямая. Потому что, заявляя о том, что Банк России борется исключительно с инфляцией, он тем самым говорит о том, что он не собирается участвовать в курсообразовании.

Газета.Ru. И, соответственно, рубль ослабевает.

Сергей Заверский: Он ослабевает в текущем периоде. Но если Центральный банк уйдет с рынка насовсем, мы можем увидеть и периоды, когда он будет очень быстро расти.

Тут, в самом интересном месте, может быть, Владимир Сальников тоже подключится? И продолжая эту тему, если ЦБ отказывается от интервенций, то что у нас?// Газета.Ru

Владимир Сальников: К ЦБ я перейду чуть попозже. Я бы хотел сказать, что тема курса рубля стала сложной. Если раньше, лет десять, а особенно 15 назад, когда говорили о курсе рубля, то имели в виду два эффекта. Прежде всего всегда говорили о доходах от экспорта и об импортозамещении. Остальные нюансы были не так важны. То сейчас проблема очень сильно усложнилась. Почему — потому что добавилось действие еще трех факторов, достаточно сильных. Это влияние на текущие затраты компании, потому что очень много мы уже импортируем комплектующих, сырья, материалов и так далее. Влияние на инвестиции — потому что инвестиции сейчас все-таки стали достаточно значительными, и доля импорта тоже заметно подросла. И, наконец, обязательства — потому что доля обязательств в внутренней валюте очень и очень выросла еще в период до кризиса 2008 года. И если первые два эффекта они как бы положительные — доходы от экспорта и импортозамещения, то вот те, которые я назвал, они отрицательные.

Ослабление рубля вроде бы увеличивает доходы от экспорта, вроде бы должно стимулировать импортозамещение, но при этом оно увеличивает затраты, в той части, в которой они импортные, ну, сидят на импорте, оно, опять же, увеличивает необходимость, в смысле, растут затраты на инвестиции, снижается потребность в модернизации. И, самое главное, дорожают обязательства. В краткосрочном плане это тоже очень важно, это хорошо показал еще кризис 2008 года, когда у нас очень многие крупные компании оказались в сложной ситуации. Маржинг-функции, ну, все, наверное, помнят. Причем мы сейчас сделали оценку для настоящего момента, каковы масштабы этих всех процессов, что у нас получилось. Я хотел бы сразу сказать. Оценка была условная. Мы считали изменение доходов на один процент ослабления рубля. Так вот, по нашим оценкам получается, что если говорить именно о доходах компаний, то, в принципе, доходы от экспорта увеличиваются на $5,5 млрд, на каждый процент ослабления рубля. Но при этом у нас налоговая система сейчас устроена так, что около $2 млрд забирает себе бюджет от этого выигрыша. Потому что у нас экспортные пошлины и НДПИ — они привязаны к доллару просто по формуле расчета. Соответственно, компаниям остается 3,5 млрд. И эти 3,5 млрд локализованы в очень ограниченном круге производства и даже компаний. То есть это фактически добыча полезных ископаемых и производство нефтепродуктов, а также металлургия прежде всего. Ну, понятно, что есть еще химия и так далее. Если мы посмотрим на как раз негативный эффект, получается, что негативный эффект очень и очень существенный. Мы теряем почти $2,5 млрд на удорожание энергозатрат, где-то в районе $600–700 млн на каждый процент ослабления рубля мы теряем на инвестиции, и $1 млрд 300 млн мы теряем из-за того, что у нас растут обязательства, номинированные в валюте. В результате для компаний оказывается в целом негатив — минус $900 млн на каждый процент ослабления рубля. Причем, если посмотреть на баланс этих издержек по отраслям, оказывается, что в плюсе у нас только два сектора, которые я уже назвал, металлургия с добычей, все остальные сектора в минусе. В наибольшем минусе машиностроение, сидящее сейчас уже очень сильно на импорте комплектующих, и в достаточно сильном минусе химическое производство, включая производство резиновых и пластмассовых изделий. Вот такая у нас получается картинка.

Вы убедительно подвели теоретическую базу. Но вот хочется, действительно, услышать мнение людей, которые непосредственно в производстве. И я так понимаю, что Вадим Викторович Гераскин хочет возразить. // Газета.Ru

Вадим Гераскин: Нет, ни в коей мере. Потому что все, что было сказано, абсолютно правильно. Важно то, что является причиной, а что — следствием. Почему так получилось, что на балансах компаний такое количество определенных валютных инструментов и обязательств. Почему структура внутреннего производства и импорта расслоилась. Почему фактически невозможно увидеть эффект, который был в начале 90-х годов, когда шло импортозамещение достаточно быстро за счет загрузки внутренних мощностей. Потому что в течение достаточно длительного промежутка времени реальный курс рубля укреплялся, если смотреть именно на реальный курс рубля. И тогда получалось, что выгодно иметь именно эти инструменты, выгодно заключать именно эти контракты по импорту оборудования, комплектующих, еще чего-то. И в результате у нас сформировалась определенная структура экономики.

Теперь, когда произошло другое изменение, другое направление движения курса рубля, мгновенно отреагировать невозможно, особенно если это касается производственной деятельности. Потому что мы будем всегда наталкиваться на то, что есть некий инвестиционный цикл. Все, что хотите запустить в качестве производства, вам нужно сначала спроектировать, потом строймонтаж, пусконаладка, потом ввод в эксплуатацию, выход на проектные параметры, — это 5–7 лет. Это значит, если 5–7 лет до этого мы видели другую динамику, мы уже запустили механизмы, которые привели к тому, что мы имеем. Именно поэтому у нас такая структура экономики. Ведь если взять даже Госкомстат и его цифры, мы увидим, что доля производственных секторов в ВВП снижалась, а росли торговля, услуги, финансовые показатели. Рост ВВП, основанный на вот этих показателях и основанный на потреблении, устойчивым не будет в долгосрочном плане. Поэтому нам нужно делать так, чтобы курсовая политика делала прибыльной и конкурентоспособной именно производственную деятельность. Поэтому я соглашусь здесь с Сергеем, что, наверное, предсказуемая динамика по некоторому плановому ослаблению снижения курса рубля стимулировала бы внутреннее производство, стимулировала бы в среднесрочной как минимум перспективе рост импортозамещения, и все те положительные эффекты, которые мы уже отметили.

Скажите, пожалуйста, в 2013 году моя пенсия была €200. В 2014 году с 1 февраля, после индексации 6,5%, моя пенсия стала €175. Спрашивается, а где же моя добавка к пенсии? Спасибо. // Сергей пенсионер

Газета.Ru. Это, в общем, такой вопрос риторический. Всех это затрагивает, и затрагивает таким образом. Владимир, вы хотели возразить?

Владимир Сальников: Нет, я скорее хотел поддержать и, может быть, чуть-чуть акценты расставить. Во-первых, я еще немножко не договорил. Я говорил по доходам. У нас в минусе реальный сектор, в минусе бюджет и в минусе население, конечно, в той части, в которой вот оно сидит на импорте товаров и услуг. Очень дискуссионный и сложный вопрос. Потому что не было исследований за последние годы, а ситуация там сильно менялась, сейчас с ходу невозможно сказать, насколько у нас велик потенциал импортозамещения. Потому что мы настолько, во-первых, сели на импорт, в части импорткомплектующих, настолько сели в части финансирования...

Газета.Ru. Нет, Владимир, а все-таки экспертную оценку, хотя бы приблизительную, насколько импорт глубоко проник.

Владимир Сальников: Он проник очень глубоко. Более того, там сейчас разные ниши, и они сильно разнесены.

Газета.Ru. Вот в реальный сектор насколько глубоко?

Владимир Сальников: Речь идет о том, что конкурирующего импорта у нас сейчас в экономике, судя по всему, очень и очень мало. Есть отдельные сегменты, где он присутствует. Производство, например, мясных изделий... То есть в основном в пищевой промышленности какие-то сегменты есть, где-то что-то есть в производстве непродовольственных потребительских товаров повседневного спроса. То есть не связанное с ТТП, автомобилями и так далее. Вот, пожалуй, в этих сегментах кусочки, способные нарастить производство, вместо подорожавшего импорта, они есть. Но эти сегменты очень и очень ограничены. А так, мы, конечно, очень сильно сидим на импорте, и потенциал импортозамещения, краткосрочный, он, к сожалению, невелик. Еще я хотел сказать по поводу политики ЦБ, раз уж заговорили, какой нам курс нужен, какой рубль нужен и так далее...

Газета.Ru. У нас есть вопрос как раз на эту тему.

Планируется ли в ближайшее время понижение ставки рефинансирования? // Наталья

Газета.Ru. Это надо спрашивать у госпожи Набиуллиной. А мы можем перефразировать этот вопрос, спросив, нужно ли снижать ставку, даст ли это что реальному сектору.

Владимир Сальников: Да, безусловно, нужно. Более того, повышение ставки, конечно, в тех условиях, которые были сделаны, на взгляд нашего центра, это совершенно, в общем, непонятные действия. Потому что фактически спекулятивный спрос на валюту — ничего с ним не сделали, потому что надо ставку не на 1,5% повышать, а на, не знаю, 100% повышать, условно. То есть своей цели они как бы не добились, а удорожание кредита все равно определенное произошло. Более того, в 2013 году мы тоже недавно делали совершенно новые уникальные оценки, мы проанализировали больше 30 тыс. компаний — мы посмотрели, во сколько им обходятся сейчас кредиты. Мы обнаружили просто фантастическую, так сказать, величину: в обрабатывающей промышленности, например, у нас в прошлом году 38% прибыли от продаж уходило на оплату процентов по кредитам. Именно из-за той структуры, что, собственно, те компании, которые располагают собственными средствами, они не кредитуются, для них кредит как бы дорогой. Если компания имеет собственные средства, она будет жить за счет них. А вот некоторые компании, которым некуда деваться, они начинают кредитоваться. В результате, если у нас до кризиса этот показатель находился на уровне 13–18% в обрабатывающей промышленности, прибыли от продаж шли на оплату процентов, сейчас он — 38. Это крайне высокая величина, потому что, я подчеркиваю, это прибыль от продаж. Это не чистая прибыль, условно говоря, это еще и грязная прибыль, откуда надо много-много еще других дополнительных затрат вычесть. Это действительно говорит о том, что сейчас нагрузка со стороны кредитования, обслуживания кредитов для компаний обрабатывающей промышленности стала крайне высокой. И вопрос ставки, конечно, сейчас очень важный.

Вадим Гераскин: Дело же не только в ставке. Еще в доступности. Попробуйте этот кредит на сегодняшний день привлечь. Попробуйте найти банки, которые способны отфинансировать строительство завода. Потому что сразу же мы попадаем на десятки миллиардов. И такие кредиты, ну, госбанки способны выдать. А вот частные банки — их уже нужно поискать. Региональных банков практически нет. Изымание ликвидности из экономики приводит еще к сокращению доступности кредитов. Поэтому, с одной стороны, совершенно справедливо сказано по поводу ставки, с другой стороны, нужно еще обеспечить ее доступность.

Мы сейчас Михаила Матасова спросим: доступность кредитов и ослабление рубля, как это коррелируется, как это отразилось на реальном секторе. // Газета.Ru

Михаил Матасов: Для нашей компании и вообще для автомобильной отрасли в целом я бы не сказал, что есть какие-то особые проблемы с кредитными ресурсами. Есть компании, у которых достаточно большой кредитный портфель, есть, у которых по ряду причин он был сформирован...

Газета.Ru. Тогда о ком же говорил Вадим Викторович Гераскин?

Вадим Гераскин: Компании кредитуются за рубежом. Вряд ли какие-то кредитные ресурсы российских банков... Или ВЭБ, ВТБ, Сбербанк, Газпромбанк.

Михаил Матасов: Насколько мне известно, если говорить о компаниях, производящих грузовые автомобили, крупнейшие российские КамАЗ и ГАЗ, то и у нас, и у группы ГАЗ кредитные ресурсы как раз привлечены из российских банков. Если рассматривать КамАЗ, у нас кредитный портфель не очень большой. За счет собственных средств как-то удавалось нам проводить и модернизацию производства, и разрабатывать модельный ряд.

Понятно. Можем мы сейчас уже говорить, что слабый рубль для КамАЗа — это все-таки благо? // Газета.Ru

Михаил Матасов: Да.

Газета.Ru. Вы уже почувствовали?

Михаил Матасов: Мы почувствовали это с конца прошлого года, когда автомобильный рынок стал падать.

Газета.Ru. То есть сразу по продажам почувствовалось.

Михаил Матасов: Нет, по доле рынка. Давайте по порядку. Когда авторынок начинает падать, то в первую очередь это ощущается на рынке коммерческой техники: грузовая, легкие коммерческие автомобили, автобусы. Таким образом, более дешевая отечественная продукция более востребованной становится, поскольку покупатели такой коммерческой техники придерживают деньги, стараются не тратить на более дорогую импортную технику.

Газета.Ru. Есть мнение, что импортная автомобильная техника живет дольше. Она дороже, но как бы более живучая, поэтому — выгодная.

Михаил Матасов: Это очень обобщенное представление об импортной технике. Потому что если говорить, например, по автобусам, наши, в первую очередь группы ГАЗ, они вполне конкурентны импортным автобусам. И рынок, кстати, это показывает, поскольку они занимают, наверное, 80% рынка. При том, что многие сделаны с включением западных компонентов, но лиазовские автобусы вполне достойные.

Газета.Ru. И насколько расширилась доля рынка за счет ослабления рубля?

Михаил Матасов; По грузовой технике можно сказать, что если КамАЗ занимал в сегменте 14-40 тонн грузовых машин 38% в конце 2012 года, сейчас мы занимаем почти 50–52%. Но при том, что рынок упал со 110 тыс. машин до 80 тыс.

Владимир Сальников: Да, кстати, это очень важное дополнение. Интересный эффект. Импортозамещение в условиях более или менее стагнирующего или даже снижающегося рынка — оно не приводит к росту производства. Оно приводит к тому, что импорт просто падает ускоренно, а отечественное производство в лучшем случае может более или менее оставаться стабильным, в условиях падения импорта. Поэтому мы на цифрах доли импорта на рынке видим, что да, здорово, у нас вроде идет импортозамещение, но по факту, к сожалению, так как рынки стагнируют или даже слегка снижаются, это не означает взрывной рост продаж наших производителей. Это просто мы не падаем, а падает импорт.

Газета.Ru. А если на экспорт выводить, это будет еще выгоднее? Может быть, доля незначительная, и много не сделаешь на продажах. // Газета.Ru

Михаил Матасов: Такую экспортную задачу, как диверсификация бизнеса, на КамАЗе всегда рассматривали как важную составляющую нашей деятельности. И при изменении курса, вот какой он сейчас, один доллар — 36 руб., экспорт становится выгодным. При другом курсе он в лучшем случае нулевой. Но мы, тем не менее, все равно поставляли на экспорт порядка до 20% продукции.

Газета.Ru. Подождите, но до 36-то не так уж давно вырос доллар. А как же было до этого?

Михаил Матасов: Я и говорю, что или убыточен нам экспорт был, или в ноль. А зарабатывали на сервисе, на запчастях. То же самое, кстати , и внутри страны, когда мы осуществляем поставки на Дальний Восток. Это любая крупная техника, любая коммерческая техника.

Газета.Ru. Я правильно понимаю, что чем дальше будет идти ослабление, тем просто...

Михаил Матасов:Я думаю, что мы можем сейчас остановиться. Потому что нас тоже интересует прогнозируемость наших финансовых и производственных планов.

Газета.Ru. Если продолжится ослабление рубля, вам это на автомате выгодно?

Михаил Матасов: Наверное, до каких-то пределов. Мы считаем, что нынешняя ситуация курсовая нас устраивает.

Газета.Ru. А почему предел? Ну, будет 40 за доллар.

Михаил Матасов: Как это всегда и декларировалось, и реализовывалось автопроизводителями, кооперация с мировыми брендами все-таки происходит. И у нас есть и совместные предприятия, совместные производства. У нас есть заинтересованность в развитии наших иностранных партнеров. И у всех автопроизводителей есть компонентные производства.

Чтобы нить не терять, Константин, тут представлены уже были мнения определенных секторов экономики. Как вы оцениваете случившееся ослабление рубля? Куда мы с этим придем, кому и чем это грозит? // Газета.Ru

Константин Бабкин: Я, как человек, связанный с производством сельхозтехники, считаю, что для производства это очень позитивный и естественный процесс — удешевление рубля. У нас политика правительства последние 15 или 25 лет была направлена не в дружественном направлении к производителям. Вот если вернуться лет на 10–12 назад, вспомним, что бензин стоил 13 руб., он подорожал в три раза, электричество тоже в несколько раз подорожало. Комбайн, который мы производили, стоил 10 лет назад $60 тыс., сейчас он стоит $200 тыc. Это его себестоимость. Кредитные ставки высокие, налоги повышались, повышалась стоимость ресурсов. То есть все было сделано для того, чтобы себестоимость российского товара росла. При этом никакой защиты рынка, естественно, нет, мы вступили в ВТО, долго к этому стремились. Таким образом, неудивительно, что, действительно, у нас огромная импортозависимость и российских товаров осталось немного. Естественно, отсюда процесс — это вот удешевление рубля. И я думаю, что он будет продолжаться, еще он должен на 30–40% подешеветь, чтобы вновь стало выгодно производителю.

Газета.Ru. Еще на 30–40% от нынешнего уровня?

Константин Бабкин: Россия не может не производить товары. Россия, качающая нефть и газ, находится в не естественном своем состоянии. Поэтому либо мы должны изменить полностью финансовую политику, налоговую политику, пересмотреть условия членства в ВТО. Cделать все для того, чтобы было выгодно производить, либо опускать стоимость своей валюты, чтобы народ жил победнее, чтобы он работал больше, получал меньше. Россия не может не производить. Поэтому я вот так на это смотрю.

У вас еще интересная должность — лидер Партии дела. Кто члены партии? В смысле, из каких сфер люди? // Газета.Ru

Константин Бабкин: У нас как раз главная идея, что у России есть огромный потенциал, именно в производстве, в первую очередь в несырьевом. И мы предлагаем пути изменения экономической политики, чтобы Россия вновь стала созидать, производить самолеты, корабли. Грузовиков гораздо больше стала производить, продовольствия выращивать в три раза больше, чем сегодня. У нас есть предложения. Тут сложно выделить возрастную категорию людей, которым нужны эти ценности. Они нужны и молодежи, и старшему поколению. У нас представительство в 70 регионах России.

Почему во время кризиса в США ставки на кредиты снижают, а у нас — повышают?// Александр

Газета.Ru. Михаил, такой вопрос. Я просто вижу, у вас должность, соответствующая этому вопросу, — руководитель службы по связям с органами государственной власти. То есть вы вхожи в коридоры власти. Почему, есть предположения?

Михаил Матасов: Я так понимаю, что ставки-то повышают не органы власти, а банки. Это же понятно.

Газета.Ru. Я просто лично несколько раз слышал на форуме от Владимира Владимировича Путина, который, обращаясь к господину Грефу, главе Сбербанка, говорил, что, когда вот 6% будут кредиты для реального сектора, возможно ли это? И Греф говорил: ну, да, возможно, — на форуме говорил. А после форума говорил: нет, невозможно, — и обосновал, почему. В общем, был убедителен.

Вадим Гераскин: В учебнике экономики написано, что инфляция — это монетарный феномен. И, соответственно, бороться с ним нужно такими же методами, чем повышением ставки и изыманием ликвидности из экономики, уменьшением денежной массы. Вот почему мы видим такой вариант. В нашей стране ситуация другая. На инфляцию больше влияют другие параметры. Там, по разным оценкам, от 20 до 50% влияние оказывают тарифы и услуги естественных монополий. И, соответственно, регулирование должно строиться совершенно по-другому. Опять же, нет ответственности Центробанка за экономический рост в стране. Поэтому изымание из экономики денег никак на оценку их деятельности не влияет. Влияет на оценку деятельности правительства. Но они не влияют на ставки, которые назначаются для банков.

Газета.Ru. Но закон о ЦБ же можно как бы изменить.

Вадим Гераскин: Давайте изменим, я за это.

Газета.ру. А что изменится?

Вадим Гераскин: Изменится то, как они будут оценивать собственную деятельность и собственное влияние на то, что происходит в стране. Если они будут понимать, что как, например, в Америке, Федеральная резервная система, в том числе, в параметрах оценки деятельности, есть занятость или реальный внутренний валовой продукт, тогда применяемые меры будут совершенно другими.

// Газета.Ru

Михаил Матасов: Действительно, вопрос в том, что ЦБ считает своим мандатом. Если это только снижение инфляции, как у нас, собственно, сейчас и происходит, то... хоть трава не расти, лишь бы инфляция была низкой. ЦБ свою политику выстраивает именно в этом направлении. Но центральные банки развитых стран задумываются не только об одном параметре. И поэтому Соединенные Штаты задумались не только об инфляции, она, допустим, у них была низкая, но они ставили себе более широкий круг задач, на который должны менять денежно-кредитную политику.

Владимир Сальников: Здесь я поддержку своих коллег. Потому что у нас действительно акцент ЦБ на инфляцию, да еще и, судя по всему, на упрощение себе просто жизни, то есть упрощение регулирования своего сектора. Эта тенденция явно прослеживается. Хотя у нас сейчас задача, во-первых, это все-таки не инфляция, а рост и развитие. А во-вторых, вообще говоря, нужно учитывать структуру экономики. Те правила, кстати, западные, которые мы любим начинать применять в регулировании, которые действуют в диверсифицированной, так сказать, экономике с обрабатывающей промышленностью и большой сферой услуг, они могут плохо подходить для той экономики, в которой основная добавленная стоимость генерируется буквально в двух секторах добывающих, а потом должна довольно сильно перераспределяться по экономике, если мы хотим, чтобы экономика устойчиво развивалась. То есть это должны быть абсолютно другие критерии. В этом смысле акцент на инфляцию — это совершенно неправильно. И когда спрашивают, какой должен быть курс, мы, кстати, с коллегами начинали обсуждать в кулуарах до начала «круглого стола»...

Газета.Ru. Какой курс, вы имеете в виду, оптимальный для кого?

Владимир Сальников: Вообще, для экономики, для развития. Мне кажется, определенный консенсус был достигнут — что, безусловно, курс не должен быть избыточно крепким...

Газета.Ru. Цифру назовете?

Владимир Сальников: Нет, цифру здесь я не назову, и вот почему. Дело в том, что нам сейчас нужен стабильный, точнее, предсказуемый курс. Стабильный не в смысле того, что должен не меняться, а в смысле, точнее, что он должен меняться.

Газета.Ru. Владимир, сегодня вот, на март, какой консенсусный курс мог бы быть?

Владимир Сальников: Нет, вы не тот вопрос задаете. Этот вопрос не имеет смысла в контексте нашего обсуждения. Мы сейчас говорим о том, какая должна быть динамика курса, среднесрочная, даже лучше долгосрочная. Она должна быть предсказуемой. Потому что в разных условиях курсовой динамики разные инвестиционные проекты будут либо выгодны, либо невыгодны. А инвестору, чтобы инвестировать, нужна предсказуемость курса. Куда он будет инвестировать — это будет зависеть от того, будет курс расти слабо или будет слабо снижаться. А чтобы он вообще начал инвестировать, он должен понимать, что курс именно будет слабо расти или слабо снижаться, а не так, что он там первые 3–4 года в одну сторону быстро меняется, потом следующие несколько лет в другую сторону быстро меняется. То есть просто инвесторы многие отказываются от инвестпроектов.

Вообще, у нас Минэкономразвития дает прогноз в трех вариантах, в привязке к нефти. И там конкретные цифры. // Газета.Ru

Вадим Гераскин : Это прогноз того, что случится. Здесь же речь идет о том, что, смотрите, очень важно отсутствие резких скачков. Потому что для любой производственной компании скачки, колебания и все прочее — приводят к потерям. Поэтому правильно, когда резких скачков нет, а есть определенная предсказуемая динамика. И это должно быть политикой государства. Потому что, как правильно заметил Владимир Алексеевич, именно предсказуемая политика будет определять то, куда будут идти инвестиции. Если это плавное снижение курса рубля — будут инвестиции, в том числе в производственную деятельность, в локализацию производства на территории России, в создание рабочих мест. Потому что есть еще и рынок такого товара, как труд. Если рубль укрепляется, иностранная рабочая сила становится более выгодной. И даже если мы создадим какие-то рабочие места, для кого мы их создадим? Для мигрантов? Или для наших?

Газета.Ru. Если рубль укрепляется, и отечественная рабочая сила становится выгодной?

Вадим Гераскин: Конечно. Вот именно, что политика государства должна заключаться в проведении определенной курсовой политики.

С этим, наверное, никто не спорит. Михаил, а почему нет предсказуемой такой политики? Вы же, наверное, тоже за то, чтобы она была предсказуемой? Мы обратимся к человеку, который связан с органами государственной власти.// Газета.Ru

Владимир Сальников: Здесь дело не в органах государственной власти.

Михаил Матасов: Да, я тоже так думаю.

Владимир Сальников: Здесь дело в макроэкономике. Конечно, что государство не может, ну, абсолютно волюнтаристским образом, так сказать, определять динамику курса. Почему — потому что есть макроэкономические закономерности, пропорции и так далее. К сожалению, у нас сальдо экспортно-импортное — оно очень сильно зависит от цены буквально на пять, условно говоря, товаров на мировых рынках. А, собственно говоря, сальдо и определяет курс. Поэтому проводить такую политику очень и очень сложно. Это отдельный и очень сложный вопрос. Понятно, что есть пределы такой политики. Если цена на нефть у вас падает вдруг на 30–40–50%, возможностей поддерживать стабильный рубль в этих условиях у вас практически нет. И это все понятно. Но, в то же время, хотя бы устремление государства к более стабильному курсу все равно должно быть. Эту тему надо прорабатывать, надо что-то сделать, надо двигаться, надо стараться. А у нас ЦБ, к сожалению, наоборот, уходит от этого вопроса в последнее время.

Михаил Матасов: Вы сами упомянули, что в прогнозе Минэкономразвития цены на нефть и курс связаны. Но, понимаете, если мы действительно ставим динамику курса в зависимость от цен на нефть и еще несколько коммодитис, тем самым обрекаем курс быть непредсказуемым.

Добрый день! Как вы считаете, оправданно ли в столь шаткой экономической ситуации открывать свое дело в сфере услуг? Традиционный вопрос: в какой валюте лучше хранить финансовые сбережения в условиях нестабильности? // Павел Нинорпский

Константин Бабкин: Пытаться надо всегда. Если не пытаешься — значит, уже проиграл. Конечно, надо пытаться. Конечно, ситуация непростая, но все равно...

Газета.Ru. Вокруг КамАЗа тысячи мелких частных предприятий, которые как-то связаны с производством, какие-то гайки там делают. Вот вы бы им сейчас посоветовали открывать свое дело? Или переждать.

Константин Бабкин: Нет, почему. Если есть желание, есть силы и начальный капитал — почему нет. Начинайте.

Вадим Геракин: И сегодня очевидно нужно начинать.

Газета.Ru. Почему?

Константин Бабкин: Потому что очень удачная ситуация экономическая. В кризис вообще нужно что-то новое вносить, и в свою жизнь, и в производство.

Вадим Гераскин: Конечно, нужно очень хорошо считать, чтобы не просчитаться. Во-первых, сегодня мы видим, что такая динамика курса, которая позволяет использовать его преимущества. Во-вторых, у государства целая куча мер по поддержке малого и среднего бизнеса. А это касается и удаленных регионов, это касается и моногородов, это касается создания промышленных парков, бизнес-инкубаторов. Когда действительно уже есть площадка, есть инфраструктура, есть все необходимое для того, чтобы начать свое дело. И, с другой стороны, есть определенные меры и финансового стимулирования по процентной ставке, и так далее. Просто эти все меры — они, к сожалению, существуют, но знают ли о них люди, и достаточно ли у них информации, чтобы взять все это и грамотно посчитать.

Угрожает ли нам дефолт? // Юрий

Владимир Сальников: Ну, о дефолте сейчас пока речи не идет. У нас ситуация, конечно, макроэкономически не очень простая. Но дефолта нет.

Газета.Ru. Дефолт суверенный.

Владимир Сальников: Есть дефолты крупных компаний, что тоже отдельная проблема. Скажем так, у нас сейчас госдолг, по сравнению с Европой, находится на просто микроскопическом уровне. У них сейчас проблема дефолта стоит в полный рост, прежде всего в Европе. У нас же, наоборот, с точки зрения госдолга ситуация очень благоприятная. Другое дело, что у нас есть небольшая проблема, что компании, сильные и крупные, сильно закредитованы.

Газета.Ru. Вот Михаил Матасов сказал, что у них в основном свои средства. Это скорее исключение, Михаил?

Михаил Матасов: У нас есть заемные средства. Они просто были взяты в достаточном объеме. В этом году мы выходим, например, на рынок облигаций, и там будут приличные деньги.

Сергей Заверский: Тут еще надо понимать, что одни компании генерируют хороший денежный поток, который позволяет им вкладывать собственные средства. Другие же...

Михаил Матасов: Мы в прошлом году только впервые за последние десять лет дали прибыль, нормальную более или менее. А потом, при рентабельности машиностроения 4–5%, мы особо не разгуляемся.

Не подскажете, в чем сейчас лучше всего хранить свои сбережения? Наличными в долларах и евро? Вкладами в акциях-облигациях? Рублями на депозите? Золотом? Или открывать свой бизнес? Спасибо! // Матвей

Михаил Матасов: В разных инструментах.

Как долго будет падать рубль? Произойдет ли потом укрепление российской валюты?// Павел

Сергей Заверский.: Ну, собственно, падать на данный момент перестал.

Газета.Ru. Вы считаете, все, потолок?

Сергей Заверский: Нет, я имею в виду, что если посмотреть на динамику последней недели, мы видим, что падение приостановилось. Но хорошо ли это...

Газета.Ru. В декабре какой будет курс рубль-евро?

Сергей Заверский: Предсказывать курс — это дело бессмысленное, бесполезное. Но есть другой момент. Мы можем говорить о том, какой курс был бы приемлемым. Можем говорить о том, что как минимум нужно для нашей экономики, это чтобы не было роста реального, эффективного курса рубля. Потому что когда рост происходит, это, безусловно, ухудшает положение.

Можно ли «отвязать» рубль от евро и доллара и привязать к китайскому юаню? Спасибо! // Устин Усищев

Михаил Матасов: Наверное, можно. И что мы потом просто делать будем?

Газета.Ru. Ну, стабильней будет, видимо, это имеется в виду.

Владимир Сальников: Нет, здесь вопрос задан не вполне корректно. Он не привязан сейчас ни к доллару, ни к евро. В том смысле, что у нас нет никакой жесткой связки. У нас есть просто ориентиры к бивалютной корзине, еще к чему-то, некоторые ориентиры действий ЦБ. Но ни о какой жесткой привязке же речи не идет.

Газета.Ru. Имелась в виду, конечно, привязка не в макроэкономическом...

Хотелось бы услышать от каждого некое резюмирующее заключение. Мы к чему пришли в итоге. Хотелось бы от вас услышать. Пока, получается, слабый рубль — это благо, до каких-то пределов, видимо. // Газета.Ru

Михаил Матасов:Слабый рубль, скажем так, умеренно слабый рубль — это для машиностроения, для тех компаний, которые достаточно хорошо локализованы здесь и используют отечественный компонент, и также ориентированы в основном на внутренний рынок, — хорошая вещь. Соглашусь с коллегами, что главное в этой ситуации — предсказуемость. Ну а в целом, если говорить по автопрому, я хочу просто не совсем согласиться с высказанными здесь мнениями, что автопром или машиностроение не может поддержать импортозамещение. Могу сказать, что в автомобильной промышленности, в общем-то, сможем импортозамещение обеспечить по всем сегментам. Никакой проблемы здесь нет. Грузовые, автобусы и легковые — вполне все импортозамещается. Другое дело, что для многих компаний, мировых производителей, мировых брендов, в России, конечно, ситуация такая двойственная. То есть, с одной стороны, и определенный уровень локализации здесь, в России, есть. С другой стороны, у кого-то 50% — это импортные компоненты.

Газета.Ru. Потребителя настораживает все-таки слово «замещение», это будет нечто такого второго сорта.

Михаил Матасов: Нет, почему второго сорта? Если вы покупаете, не знаю, «Тойоту» производства Ленинградской области, я не думаю, что она очень сильно отличается от «Тойоты», произведенной в Японии. Ценовая разница, да, я думаю, будет ощущаться. Хотя по азиатским компаниям это не так сильно, поскольку они находят внутренние резервы сдерживать цены.

Кстати, вот интересный вопрос. То есть рубль ослаб, и, соответственно, те автомобили, которые собираются на территории России, будут отличаться от купленных где-то там за границей. // Газета.Ru

Михаил Матасов: Разница будет ощущаться. Потому что я говорю, что определенный уровень локализации все-таки есть здесь. Поэтому не все завозится.

Газета.Ru. Но это вы намекаете на качество, все-таки.

Михаил Матасов: Я не намекаю на качество. Я не думаю, более того, я уверен, что мировые бренды, как и, в прочем, российские, не используют некачественные детали. Если они закупают что-то здесь у отечественных производителей, это, уверяю вас, проходит строжайшую оценку.

Идем дальше. Владимир Сальников. // Газета.Ru

Владимир Сальников: Ну, я хотел еще раз тогда просто подчеркнуть, что влияние рубля многоаспектно. Я очень рад, если действительно КамАЗ — это сильная компания, известная, лидер рынка и так далее. Здорово, если есть план по импортозамещению. Другое дело, что не везде это так, и сегментов импортозамещения реального не так уж много, по нашим оценкам. И поэтому влияние рубля — оно действительно многоаспектно. Конечно же, рубль, пожалуй, был несколько переоценен. И то, что произошло, скорее, сейчас ближе к некоему такому курсу, условно «справедливому». К некоему курсу, который больше устраивает внутренних производителей, и так далее. Другое дело, что здесь у нас консенсус будет, что главное — это действительно некая предсказуемость, и без резких движений. Это, пожалуй, самое главное. И, конечно, политика ЦБ, раз уж пошла об этом речь, исключительно сейчас таргетирование инфляции, и, грубо говоря, там хоть трава не расти. На мой взгляд, это не самая лучшая сейчас политика.

Сергею Заверскому вопрос. Политическая составляющая в курсе рубля, насколько это утяжеляет курс? Сейчас какие-то очередные события, очередные санкции извне. Вот это равновесие, оно будет нарушено? Или это равновесие достаточно такое прочное, и уже ни санкции, ни какие-нибудь там политические заявления не сильно повлияют. // Газета.Ru

Сергей Заверский: Равновесие, вы имеете в виду текущий курс?

Газета.Ru. Да.

Сергей Заверский: Ну, если вы говорите именно о санкциях, то мы как раз можем посмотреть, что после того, как о них было объявлено, курс не падал, я имею в виду, более или менее мелкие колебания. Если не произойдет какого-то резкого нарастания напряженности, то вряд ли можно ждать, что это будет оказывать влияние на валютный курс. Здесь все-таки гораздо большее влияние оказывает Центральный банк. И, с одной стороны, я тоже соглашусь с тем, что действительно хорошо, что последние месяцы удалось достичь некоторого снижения курса. Но вот вопрос, что будет дальше, как будет себя вести Центральный банк. Есть еще один аспект политической ситуации, в том смысле, что население начинает волноваться, когда видит ослабление курса. И если раньше население волновалось, потому что хотело сбережения свои держать в валюте и вот были вопросы такого толка, в чем держать деньги, то сейчас добавились к этому новые факторы: все привыкли отдыхать за рубежом, допустим, закупать определенные товары.

Газета.Ru. Десять процентов россиян, вообще-то...

Сергей Заверский: По крайней мере, все равно это стало достаточно массовым явлением.

Газета.Ru. Это добавляет нервозности какой-то. Даже тем, кто не едет за рубеж.

Сергей Заверский: Да. Ну и плюс, тут уж действительно все так или иначе покупают импортные товары, те или иные. И здесь как раз есть опасения, что они вырастут резко в цене.

Газета.Ru. Сергей, а правильно ли я вас понял, что рынок уже отыграл, в общем-то, политические риски, и сейчас надо внимательней следить за действиями ЦБ даже, чем за заявлениями Барака Обамы... // Газета.Ru

Сергей Заверский: За действиями украинского правительства, конечно, тоже следим, на самом деле. Потому что среднесрочно мне лично ситуация на Украине, конечно, не нравится, как экономисту. Я пока без всяких политических аспектов.

Газета.Ru. А что они такого могут заявить, что у нас рубль...

Сергей Заверский: Дело не в том, что могут заявить. Понимаете, не совсем понятно, с чего это вдруг сейчас там будет лучше экономическая ситуация. Скорее она там будет только хуже.

Газета.Ru. Ну, в первое время точно хуже. И, соответственно, это отразится на российской экономике, и, естественно, на рубле.

Сергей Заверский: Это отразится скорее на политической ситуации на Украине. Этот фактор неопределенности — он никуда не делся.

Да, но вы скажите, как этот фактор неопределенности отразится на российской экономике, на рубле, в частности? // Газета.Ru

Владимир Сальников: Ну, как отразится. Понимаете, это фактор риска. Проблема в том, что среднесрочный риск такого ухудшения ситуации на Украине остается. А там уже каждый для себя пускай думает, что это значит.

Вопрос, правда, был Сергею Заверскому адресован. Политические риски отыграны до конца рынком, стоит ли ждать больше каких-то сюрпризов от ЦБ, внимательней реагировать на действия ЦБ? // Газета.Ru

Сергей Заверский: Согласиться, опять же, с тем, что текущие риски того, что уже произошло, они отыграны. Но как будет развиваться ситуация в дальнейшем — мы пока не знаем, разумеется. Поэтому какие-то заявления, действия, причем от совершенно разных участников процесса, от украинских властей, западных стран, нашего правительства, — они могут, безусловно, оказать влияние. Но сейчас говорить о том, какое оно может быть, совершенно невозможно.

// Газета.Ru

Вадим Гераскин: Сергей, простите, что я вас перебиваю. Понимаете, движение — оно может быть броуновское, а может быть целенаправленное. Чтобы движение было целенаправленное, нужно поставить цель — и к ней по шажочку двигаться, сверяя направление, к цели мы движемся или нет. В этом смысле действия ЦБ, конечно, будут для нас важнее. Потому что если этих целей не будет в отношении курса, тогда движение будет броуновским, хаотичным, колебания будут ухудшать положение промышленности, и ничего хорошего не будет. Я — за целенаправленное движение. Их нужно сформулировать, поставить, и к ним двигаться.

Газета.Ru. У ЦБ-то есть.

Вадим Гераскин: В отношении курса — нет.

Газета.Ru. А инфляции — есть. И через это предсказуемость, я так понимаю.

Сергей Заверский: Понимаете, мы говорим о том, что хорошо, если будет низкая инфляция...

Газета.Ru. Даже не низкая инфляция. Вот Михаил Матасов нам сказал, что если инфляция будет просто предсказуемая, даже оставаться на нынешних уровнях. И тут недавно Всемирный банк так и сказал, что...

Владимир Сальников: Пять процентов пункта, шесть процентов пункта — какая разница. Тем более что в промышленности, например, у инфляции колебания, извините, там от 5 до 25%, и уж на это ЦБ точно никак не влияет. У нас, например, инфляция в промышленности, если мы говорим про товаропроизводителей, извините, она определяется наполовину ценами на мировых рынках на те же самые коммодитис. Курс, кстати, в том числе тоже, сильно. Потому что рублевая цена определяет внутреннюю цену на товарном рынке нашей промышленности. И так далее. Кстати, это тоже один из аспектов, почему сейчас ставка стала неподъемной для многих компаний. У нас инфляция в промышленности долгие годы держалась на уровне, даже в обрабатывающей промышленности, в внутренних рутинных производствах, ближе к 10%. Поэтому для них ставка в 9% была в реальном выражении отрицательная слегка. А сейчас у нас резко замедлилась инфляция в промышленности. Она стала меньше впервые, стабильно, чем на потребительском рынке. В результате реальная ставка по кредитам взлетела для компаний обрабатывающей промышленности на внутреннем рынке до немыслимых высот, с точки зрения той ретроспективы, в которой они долгие годы жили.

А вы думаете, ЦБ не добьется предсказуемости по инфляции? Может быть, не в те сроки, которые заявлены, но, может быть, попозже. // Газета.Ru

Сергей Заверский: Дело в том, что мы опять же в логике нынешней ЦБ имеем, что на одной чаше весов у нас лежит низкая стабильная инфляция, на другой — рабочие места, доходы населения, доходы компаний и так далее. Конечно, ЦБ может достичь снижения, но лишний процентный пункт инфляции может нам стоить очень дорого с точки зрения и доходов, и рабочих мест.

Владимир Сальников: Причем ЦБ, кстати, аргументирует тем, что низкая инфляция — это как раз низкие ставки, а низкие ставки — это там рост инвестиций. Но проблема-то в том, что это немножко порочная логика. Потому что сейчас инвестиции — они как бы сдерживаются. То есть проблема здесь не в том, что он понизит инфляцию с шести до четырех — и сразу пойдут инвестиции. Проблема гораздо сложнее, структурная. И уж точно не в инфляции на потребительском рынке, которой занимается ЦБ.

Я не уверен, что мы прояснили проблемы. Но мы честно пытались это сделать. Спасибо большое всем участникам. Мы сделали попытку, внесли какой-то вклад.// Газета.Ru