Минэкономразвития обнаружило новый источник роста экономики России в 2014 году. И уже представило свое открытие президенту Владимиру Путину на совещании в Ново-Огарево. Ну что ж, можно поздравить наших чиновников, которые, наконец-то, открыли для себя Америку. Ведь именно американский промышленник, владелец автозаводов по всему миру Генри Форд, еще в конце 19 века сделал ставку на повышение производительности труда.

Не прошло и двух веков, как чиновники российского правительства озаботились тем же самым. Как сообщило РБК со ссылкой на доклад министра экономразвития Алексея Улюкаева,главным приоритетом в нынешнем году станет повышение производительности труда. Уже в первом квартале будет готов соответствующий план мероприятий, включающий «либерализацию рынка труда» и прочие «отраслевые меры». В результате, по задумке чиновников, к 2018 году количество высокопроизводительных рабочих мест в России вырастет в полтора раза.

При этом Минэкономразвития выделяет десять ключевых целей, которых предполагается достичь уже в 2014 году: создание системы стратегического управления, комфортной предпринимательской среды, поддержка экспорта, инноваций, повышение качества госуслуг, эффективности бюджетных расходов и управления госимуществом, поддержка малого и среднего предпринимательства, а также продвижение интересов России за рубежом и развитие институтов гражданского общества.

В общем, все то же самое, о чем говорилось на протяжении уже десятка лет «путинской эпохи» в экономике. И, соответственно, нет никакой надежды на то, что чиновники смогут чего-то добиться. Ну, кроме повышения собственного благосостояния.

Кто спорит - повышение производительности труда, действительно, является настоящим мотором для экономики. Посмотрите на США, на Японию, на Германию. А что нужно сделать, чтобы ее повысить? Об этом «СП» побеседовала с директором Института народно-хозяйственного прогнозирования, академиком Виктором Ивантером.

«СП»: - Виктор Викторович, сегодня россияне жалуются, что они работают много, а получают мало. А эксперты говорят, что у нас производительность труда составляет всего 30 % от американской. За что, мол, платить больше? Как вы считаете, мало получают россияне или нет?

- Помните, при советской власти, что мы говорили? Мы говорили – как нам платят, так мы и работаем. В связи с этим, можно вспомнить, что был такой выдающийся предприниматель с дурными политическими взглядами – Генри Форд Первый. И вот, он писал так: «Главным условием производительности труда является высокая заработная плата». Причем он это не просто сказал, а осуществил. Форд первым ввел почасовую оплату на своих предприятиях, и достаточно высокую. В России же обычно говорят: «Нет, у нас народ такой глупый, что это не прокатит. Ему не надо столько платить - он не хочет работать». А что, значит, у Форда на конвейере работали исключительно самые трудолюбивые американцы, и спошь интеллектуалы?

«СП»: - Что нужно для того, чтобы людям в России платили высокую зарплату, как, например, в тех же США?

- Первое - если вы платите высокую заработную плату, то лишних людей там быть не должно. А для этого нужно иметь очень высокий уровень организации труда. К бизнесу должны быть совершенно другие организационные требования, для того, чтобы была высокая заработная плата. Сегодня у нас целый ряд отраслей подняли заработную плату, и это создало стимул для работников. Кроме того, высокая заработная плата стимулирует трудосбережение, использует трудосберегающие технологии.

«СП»: - А что это такое, вообще, производительность труда?

- Под производительностью труда нужно понимать следующее – как ее меряют? Это же не технологическая производительность, а выработка на одного работающего. У нас, я бы сказал, половину отставания в производительности труда составляет то, что мы отстаем по технологиям. А основная причина отставания – это избыточная рабочая сила. Кроме того, есть промежуточный факт - низкая серийность. Когда вы только начали производство, вы выпускаете, скажем, в месяц всего три станка, или 30 станков, а количество людей в 10 раз увеличивается. Не линейная система. Повышение заработной платы с соответствующими требованиями к бизнесу и работающим, приведет к тому, что мы высвободим избыточную рабочую силу.

«СП»: - А это не приведет к росту безработицы в стране?

- Как ни странно, но в наших условиях это не приведет к росту безработицы. Потому что у нас дефицит рабочей силы. Мы просто закроем этот дефицит. Но нужно понимать, когда мы об этом говорим, что речь идет не о сегодняшних работающих. Это перспектива, которая заключается в следующем: у нас довольно много народа, который мы высвобождаем. Проводим переквалификации и так далее. И тогда у нас вместо проблемы мигрантов, встает проблема качественных рабочих мест. Нам нужны качественные высокооплачиваемые рабочие места. Они решают все проблемы, в том числе и миграционную.

«СП»: - То есть, низкоквалифицированные таджики уже не будут нужны экономике России, как сейчас?

- Я считаю, что квалифицированная рабочая сила нам будет всегда нужна, хотя и малоквалифицированная рабочая сила будет использоваться, но лишь в какой-то мере. Почему строители используют, условно, таджиков? Платить можно мало. Как только будем нормально платить, там вполне православные люди смогут функционировать. Тогда и это отставание в производительности от США в разы будет легко преодолимо. Конечно, у них используется другое, гораздо более высокотехнологичное оборудование, и там, где мы отстаем на 10-15%, преодолеть это будет очень тяжело. Нужна другая организация труда, другой подход. Но, с другой стороны, нужно понимать, что у нас есть преимущество большого внутреннего рынка. Спрос у нас колоссальный, от нашего ТЭКа, сырьевых отраслей и так далее, и кроме того, структура экономики – она у нас специфическая.

«СП»: - И в чем заключается эта российская специфика?

- Страна у нас большая, ресурсов много, а народу мало... Сложно развивать масштабную обрабатывающую промышленность. И, естественно, нужно укладываться в добывающую промышленность, где капиталоемкость высокая. А трудоемкие обрабатывающие и машиностроительные отрасли смогут у нас получить лишь минимальное развитие.

«СП»: - Но за счет чего мы тогда будем жить, с чего кормиться и одеваться?

- У нас хорошая структура экспорта. Что мы продаем? Мы продаем - энергоресурсы, которых у нас много. Мы продаем продукцию военной промышленности, высокие технологии, и это очень хорошо. Потому что, представим себе, что в 2009 году у нас экспорт был бы в основном машиностроительный, а не сырьевой. И что бы тогда было? Полстраны бы не работало! А специфика нефтегазовой отрасли такова, что там могут падать цены, но не объемы. Потому что мировой спрос на энергию никогда не падает, даже в кризис. Я думаю, что самое главное для нас сейчас - это проблема диверсификации внутреннего производства. Импортозамещение и так далее – вот это основная проблема развития. А экспорт – ну, я бы сказал, не проблема. Если есть какие-то обрабатывающие производства, продукция которых пользуется спросом в мире, то надо это продолжать делать. Вот, есть у нас оборонка, атомная промышленность. Их традиционно можно будет развивать. А конкурировать с Китаем по экспорту товаров народного потребления - не нужно.

«СП»: - Хочу задать такой вопрос. Собственно говоря, мы еще 25-ти лет не прожили при рыночной экономике, у нас уже масса кризисов произошла. Это характерная черта рынка, или мы просто спотыкаемся, как начинающие?

- Вообще говоря, кризисы – это наши ошибки, от которых надо бы избавляться. И для того, чтобы не было кризисов, было бы очень хорошо у американцев перенять самое главное – прагматизм. А значит, от идеологии догматизма надо отказаться. Потому что вся беда российской экономики – это идеологическое давление. Это было при советской власти, это есть и сейчас. Нам нужно исходить из чистой прагматики. Вот тогда и экономика эффективно будет работать, и кризисов не будет.

Да, времени, с тех пор, как у нас появилась рыночная экономика, прошло немного. Но в действительности, сегодня основная часть рабочей силы вполне готова работать в соответствии с рыночными требованиями, если им будут платить в соответствии с повышенными требованиями. Сейчас проблема именно в этом. Ведь как показывает опыт там, где хорошо платят, там хорошо работают.

Конечно, у нас сегодня есть свои проблемы. Мы не имеем сварщика, который может варить вертикальный шов, но наплодили бакалавров, и так далее. Но в чем уникальность нашей сегодняшней ситуации? Она заключается в том, что мы впервые можем провести масштабное увеличение инвестиций, не трогая население, не снижая его доход. Мы всегда, начиная еще с конца 19-го века, были вынуждены поднимать экономику за счет населения. А сейчас, впервые, мы можем сделать, не трогая доходов населения – за счет использования резервных фондов. И об этом сегодня уже говорят в правительстве.

«СП»: - И все-таки, по вашему мнению, какая форма собственности эффективнее, государственная или частная?

- Вопрос о собственности – это отдельная проблема. Здесь не надо бросаться в крайности. Вот, при советской власти меня убеждали, что общественная собственность эффективнее государственной. А почему? А потому что она общественная. Теперь убеждают в обратном - самая эффективная частная собственность. А почему? А потому что она частная. Ну, это же глупость. Если бы частная собственность всегда была эффективной, не было банкротств. То же самое в отношении общественной собственности. Но есть принципиальные вещи, которые без государства не делаются, и не будут никогда делаться. Я бы, например, спросил «адептов частной собственности», могла бы на коммерческой основе строиться инфраструктура Севера и Дальнего Востока? В связи с этим мне вспомнилось, как 1990 году я читал лекцию в частном университете в Штатах. Довольно наглые молодые люди в военной форме там присутствовали. Один из вопросов: «А вы бы не хотели из Америки увезти в Москву супермаркет»? Я сказал: « А вы не хотите Зимний дворец перевезти из Питера»?

«СП»: - Сегодня все говорят о том, что для того, чтобы столкнуть экономику с места, нужно инвестировать, нужно стимулировать частный бизнес к этому. Как стимулировать частный бизнес?

- Очень просто - гарантировать ему сбыт. Когда частный бизнес будет твердо уверен: то, что он произведет через 3-5 лет, будет куплено, он будет инвестировать. А когда его оставляют один на один с рисками, то с инвестициями возникает серьезная проблема. Вторая проблема для частного бизнеса заключается в доступности кредитных ресурсов. Наши крупные транснациональные компании, такие как «Роснефть» - государственная компания, или «Лукойл» - частная компания, имеют доступ к западным кредитным ресурсам, под низкие ставки. Но наш средний бизнес, который нам сейчас больше всего нужен, не имеет этого доступа, а внутренние кредиторы ему предлагают средства под ставку 13-15%. Однако если предприятие берет деньги под 15 % годовых, если оно не торгует девочками или наркотиками, то оно либо не платит налоги, либо не платит зарплату в чистом виде. Другого способа отбить такие проценты нет. И здесь есть некое упрямство наших денежных властей, которые связывают уровень кредитных ставок исключительно с инфляцией на потребительском рынке. Показатель инфляция на потребительском рынке определяется чисто монетарными факторами всего на 30%, не больше. А весь остальной рост цен - это политика государственных и полугосударственных инфраструктурных монополий.

В общем, экономическая реальность заключается в том, что нам необходим инвестиционный рост. Почему инвестиционный рост? Потому что мы хотим, чтобы росло качество продукции. А качественный рост – это рост инновационный. А инноваций без инвестиций не бывает. А инвестиций в стоящую экономику никто не делает. Если мы рассказываем, что ничего вкладывать в экономику не будем, то бизнес тоже не будет вкладывать. Просто слова его не убеждают, для бизнеса нужны действия. А если мы инвестируем, тогда и бизнес будет подстраиваться. Поэтому экономический рост с помощью государственных инвестиций для нас безальтернативен.

Фото: ИТАР-ТАСС/ Владимир Астапкович